Новогодняя ярмарка - Сахирт

[Кукусенька]

Было где-то около четырёх вечера. Холодное влажное питерское небо неприветливо нависало над городом, а с Невы потянулась влажная хмарь, плотно обволакивая дома серой дымкой тумана. Было по-осеннему промозгло, асфальт тут и там поблескивал лужами растаявшего снега. Вереница прохожих, в одинаковой одежде с одинаковыми лицами, насуплено ежась от холода, спешила к метро. Невский проспект жил своей обыденной жизнью.
Иван стоял на остановке троллейбуса, аккурат между бабкой-блокадницей с маленькой смешной собачонкой на руках и двумя тараторящими нечто на своём языке молодыми азиатами, то ли китайцами, то ли японцами. Петр должен был подойти с минуты на минуту. Аналитики из штаба как обычно напортачили с рассылкой сообщений, поэтому пришлось срываться и брать такси до места. Пока задание откладывалось, и чтобы убить время, Иван аккуратно попытался прощупать ауру людей на остановке. Иван делал так, как учили – прикрыть глаза, но не полностью, чтобы не терять цель из виду, сконцентрироваться на объекте и «нырнуть». Под словом «нырять» дозорные поопытнее понимали медленное расфокусирование собственного сознания, отпускания себя словно в море в объект фокусировки. Для концентрации Ивану пока ещё требовался «ключ» - некая мелодия или простой мотив, которая создаст завесу от шума внешнего мира и сблизит Иного с Сумраком. Для Ивана таким ключом была рок музыка.
«На часах ровно полночь, время остановилось
Звук шагов за спиной сердце камнем на дно.
- Скажи, ты плакал о жизни, когда смерть тебе снилась?
Я обернусь - позади никого».
Иван прикрыл глаза. Мелодия осторожно обволакивала сознание, создавая непроницаемый купол, от которого тянулась тонкая струйка невидимой никому силы. Заклинание постепенно принимало нужную форму.
«Но голос флейты нарушит поток моих мыслей
Слишком поздно кричать, в сны захлопнута дверь
Мой след учуяв, выползут крысы
И улыбнется мне моя Тень».
У Ивана почти получилось – на мгновение мелькнула зеленоватая трепетная тень над уткнувшимся в смартфон пареньком. И сразу концентрация рассыпалась, как мелкая стеклянная пыль. Паренёк недовольно поежился, почувствовав незримое касание собственной ауры и убрал телефон.
Петр уже бежал вприпрыжку, старательно, хоть и неловко, оббегая лужи. Иван невольно улыбнулся тому, как грузный лысеющий мужчина пытается не запачкать носки лакированных туфель.
- Пошли-пошли! – Торопливо позвал Петр. – Опаздывать негоже.
Была у этого дозорного странная, хоть и милая привычка вворачивать в речь устаревшие или редко используемые словечки. Сам он утверждал, что это из-за большого количества прочитанных книг, но про него шёл слушок, что делает это он специально, мол, каждый день гуглит какое-то новое слово.
Вообще человек он был неординарный. Всегда в приподнятом настроении, как будто слегка выпивший, лицо широкое и добродушное, заметное пивное брюшко и при этом сильные руки. Иван знал, что Петр разведён и обязательно раз в неделю навешает семилетнюю дочь, но Петр никогда не рассказывал ни о семье, ни о том, где и как живёт. Зато про свои былые футбольные достижения и про нынешнее состояние «сине-бело-голубых» он мог говорить часами. Сам себя он относил к той эпохе, когда его обожаемый клуб знали как «мешки», а себя не без апломба именовал не иначе как «бомжом». При этом дозорным он был хоть и опытным, но без каких-либо существенных достижений. План выполнял исправно, но на что-то большее не претендовал.
Вдвоём они свернули с Невского на Малую Садовую. С сразу с двух сторон навалились унылые здания, пожалуй, ещё царской постройки. Питер оставался Питером – городом старым, хотя и тщательно прячущим своё возраст под слоями штукатурки и неона. Шумный проспект с шелестящими шинами и спешащими пешеходами, остался позади. Зато в отдалении впереди на фоне внезапной тишины лилась мягкая едва уловимая мелодия. Рождественская ярмарка издалека поблескивала заревом разноцветных огней.
- Не ходил ещё? – С живым интересом спросил Пётр. И не дождавшись ответа, выпалил: - Зачаровательно!
Иван ничего не ответил. Было слегка неуютно и прохладно, недавно выпавший мокрый снежок окончательно растаял, хотелось вернуться обратно, напялить любимые тапки, открыть бутылочку пивка и растянуться на мягком диване перед телевизором. А уж никак не топать в бесполезный патруль на другой конец города.
- Ты только это, поостерегись шататься куда ни попадя. – Кажется, Пётр что-то говорил до этого, но Иван не услышал пару предыдущих фраз. – Нонче там всякие Иные обретаются. Светлых, конечно, хватает, но Тёмных отчего-то больше. А с ними, брат, шутейки шутить – дело труба. – Пётр закончил свою мысль с каким-то почти печальным выдохом. А может, просто показалось.
- Так чего мы там забыли-то? – Чтобы хоть как-то нарушить неловкую тишину спросил Иван.
- Набольшие приказали патрулировать. Я тебе только по секрету – сейчас какой-то там очередной план «Перехват» объявили. Ох, затейники! – Весело начал выдавать секретные сведения Пётр. – В общем, ловят какого-то строптивого Тёмного Иного, кажись, даже не человека ужо. Спеца вызвали из самой Москвы, вроде как, нашими силами не совладать. Спец, говорят, чудо-богатырь, внекатегорный, говорят, под стать Городецкому, - слыхивал про такого? Так вот, ищут его по всему Питеру уже неделю, ровнехонько после нового года объявился, воронок чёрных понаставил, и Массовое рассеивание без подготовки выдал и Ухищрением троих зараз угостил. Вот и подняли всех по тревоге. Токмо ты не дрейфь – у нас участок покойный, походим туда-сюда пару часиков и обратно.
Иван снова ничего не ответил. О таких заклинаниях он только слышал, да и то всего пару раз. Это было точно не его лига. Своих сил парню хватало разве что на пятый уровень, да и то не больше двух заклинаний в сутки. А уж о том, как и на каком слое сражаются настоящие маги вне категории и представить было сложно.
Ярмарка всё приближалась. Мелодия звучала уже отчётливее, можно было разобрать и слова – какая-то весёлая рождественская дребедень, к желтоватому свету фонарей добавились бледные светодиодные лампы и разноцветные гирлянды, украшающие высокую входную арку. В воздухе уже витал соблазнительный коктейль из запаха жареного мяса, свежего хлеба и апельсинов. У входа, где гостей встречала статуя пузатых солдат Крысиного короля в смешных красных мундирах, людей было не очень много, но дальше по улице толпа всё увеличивалась. Посетители группировались вокруг деревянных ларьков с едой и сувенирами. Прямо посередине улицы как Александровская колонна возвышалась над ярмаркой богато украшенная ёлка, оплетённая как паутиной, тонкой сетью светодиодных гирлянд, протянутых высоко над головами. Вокруг ёлки расположились ростовые статуи пластиковых мышей в смешных нарядах и на коньках. Рядом с ней поставили несколько детский каруселей, именно таких, как они выглядели в детстве – цветастых, с лошадками, ярко освещенных огнями и приятной музыкой из музыкальных шкатулок. Дети с заливистым смехом катались на аттракционах, а взрослые, по-доброму улыбаясь, приглядывали за ними из небольших открытых палаток, попивая глинтвейн или обжигающий терпкий кофе. Вокруг царила непринуждённая атмосфера домашнего праздника, и Иван, изначально пришедший в дурном расположении духа, постепенно начинал её ощущать.
Радости же Петра просто не было предела – он короткими перебежками перемещался от одной палатки с едой к другой, прицокивал языком, картинно жаловался на высокий ценник, - а цены и правда были весьма кусачими, и нахваливал очередную кулинарную находку.
«Вот как дитя радуется, - подумал Иван, - похоже, всё ему нипочём. Даже завидно немного».
- Эй, Вань, давай сюда! – Приветственно заголосил Пётр, попутно откусывая от дымящейся венской колбаски и хватая тульский пряник. – Я глинтвейн заказал, сейчас сделают, апробируем.
Иван мимоходом глянул на телефон, ого, уже почти пять!, и направился к уплетающему за обе щёки достижения европейской кухни. Где-то сквозь людской смех и гомон вкрадчиво пробивались слова песни со сцены:
«Этот мир не может жить без чудес,
И поверить в себя сложнее, чем в сказку.
Мы герои неоконченных пьес
И лица свои скрываем под маской».
Иван слегка улыбнулся. Би-2 как нельзя точно передали его настроение. Он знал эту песню, когда-то даже держал в специальном списке музыки «для настроения», но слушал её редко, и со временем песня выпала из памяти. И совершенно неожиданно «Рождество» зазвучало здесь и сейчас. Иван почти инстинктивно потянулся вниз, к своей тени на мокрой брусчатке. Тень нехотя поколебалась и отделилась от мостовой. Иван отчётливо чувствовал её сопротивление, несильное, как будто она просто ленилась сохранять форму, как будто ей просто хотелось вернуться обратно, лечь на мокрые камни и быть послушной спутницей. Сконцентрировавшись на тени, Иван мысленно приказал ей двинуться к нему. Клубящаяся густым дымом тень повиновалась, уже покорнее. Ещё одно усилие. Тень безропотно оказалась перед самыми глазами, словно жуткая чернильная бездна.
«Если долго смотреть в Бездну…»
Иван шагнул навстречу тени.
Сумрак всегда был серым. Не просто серым – словно из него выкачали все краски. Люди шагали тягуче медленно, свет фонарей не достигал земли, звуки становились глухими, ватными. Серо, пусто, тихо. Зато ауры светились отчётливо – только они и придавали красок этому слою мироздания. И ещё мох. Но здесь его уже не было, очевидно кто-то заботливо выжег его недавно, чтобы обычные люди, не Иные, чувствовали себя обычно. Не удали этого безвредного сумрачного паразита, он разросся бы от пережитых здесь эмоций.
Первые несколько мгновений Иван привыкал к окружению. От обилия всполохов аур людей рябило в глазах. Оранжевые, изумрудно-зелёные, розовые, ярко-белые и желтые ауры. Почти все вокруг радуются. Люди в Сумраке выглядят как неживые куклы, даже двигаются словно марионетки, зато ауры наоборот – переливаются, колышутся, трепещут как пламенные ореолы над кукольными оболочками. Незабываемое зрелище.
Иван привычно протёр глаза. Когда наконец картинка стала совсем отчётливой, Иван увидел и Иных. Сначала двоих Светлых. Ярких. Они приветственно и доброжелательно кивнули. Потом, чуть дальше появились и Тёмные. Трое. Пятеро. Кто-то просто гулял по Сумраку, кто-то всматривался в ауры. Тут и там вспыхивали безопасные и разрешённые Договором заклинания. Тёмные встретили появление Ивана без особой радости, впрочем, и явного недовольства не было. Просто как назойливого, но неопасного комара. Почти все встреченные Иные были сильнее Ивана. То, как их тут много, удивило парня. Успокаивала лишь метка дозорного и оберег от вмешательства в кармане куртки.
«Каждый день мы принимаем всерьёз,
Что придумал для нас загадочный автор».
Удивительно, но слова песни были слышны и здесь, в Сумраке. И хоть они и звучали медленно и растянуто, но это было почти незаметно. И с каждым мгновением их сила нарастала. Песня уже почти гремела вокруг Ивана, а тень, которая в Сумраке почти невидна, становилась всё отчётливее. Казалось, что она приглашающе материальна, настолько, что стоит лишь чуть-чуть к ней потянуться, и можно будет шагнуть в неё. А за ней – второй, пока что недоступный для Ивана слой Сумрака.
«Он, наверное, смеётся до слёз,
Но всё же даёт надежду на завтра».
Иван сам не понял, почему именно сделал этот шаг.
Всё, что было вокруг – только тяжёлый свинцовый непроницаемый туман. В нём угадывались какие-то смутные очертания, но что это было, нельзя было разобрать. Тело сковывала эта пелена тумана, любое движение давалось с невероятным трудом и требовало затрат силы. Сумрак здесь был не местом, но некой средой, со своим интересом и жаждой. Он и с непонятным интересом наблюдал за новым посетителем и требовательно брал себе его силу в обмен на возможность хотя бы пошевелить пальцем.
Иной попробовал оглядеться – тело было словно во сне. Тягуче медленно, казалось, спустя долгие минуты, голова Иного повернулась. Сумрак отреагировал на его движение ещё медленнее. В тумане что-то сместилось.
Это было что-то. Или кто-то. Живое. Разумное. Заинтересованное. Порождение ли Сумрака. Порождение ли воображения. Но это было нечто, всё пристальнее наблюдающее за нежданным гостем.
Чужие мысли медленно вплывали в сознание Иного. Невнятные видения, просьбы, мольбы, шёпот и биение, сонм образов без какого-либо смысла. Восторженные. Ликующие. Восхваляющие. Иной даже не пытался их осознать – казалось, если сконцентрироваться хоть на одном из них, то это его уничтожит, просто расплавит сознание как воск.
«Великие ОНИ тебя любят. Ты был избран для вознесения. ОНИ ликуют. И ты ликуешь вместе с ними. Ты будешь началом нового пути. Великие ОНИ тебя любят».
Амулет разгорелся ярко-белой вспышкой. Оберег, созданный лучшим ведуном Питерского дозора. Странно, Иной никак не мог вспомнить как того зовут. Он и своё имя никак не мог вспомнить. Будто оставил себя прошлого на предыдущем слое. Казалось, что он совсем и не существо, казалось, что он такая же часть этого всеобъемлющего свинцового тумана. И лишь яркая искорка оберега подтверждает, что Иной существует.
«Сними амулет»
Иной покачал головой. Нельзя же, казённый. Под роспись брал.
«Снимай!»
Защита. Без неё. Никак.
«Сними или развоплотишься!»
Голос. Чёткий. Но далёкий. Знакомый. Волнуется. Может, стоит поверить. Сделаю.
Реальный мир навалился одним резким ударом под дых. Иван рухнул на мостовую в грязную лужу, чья-то сильная рука поддержала парня. Звук, краски, резкое головокружение и оглушающая слабость. Чувствительные шлепки по щеке. Яркий свет фонарей. Люди. Вокруг много незнакомых людей. Где-то голосит ребёнок, обрывки фраз, шлёпанье обуви по Питерским лужам. В воздухе висит такая знакомая смесь аппетитных запахов.
- Ну всё-всё, живой. – В меру встревоженно, и в тоже время ободряюще сказал Пётр. – Нечего смотреть, перебрал гусар излишку, расходимся. – Обращаясь уже к кому-то другому, сообщил Пётр. И снова повернулся к парню: - Сейчас мы тебя выходим!
Вдвоём они доковыляли до ближайшей кафешки. Пётр заботливо усадил окончательно обмякшего парня на удобный стул, а сам суетливо побежал заказывать чай с тройной порцией сахара и какие-то чебуреки. Иван смотрел на это без интереса, он был измотан. Не физически, а будто от его разума отъяли приличный кусок. Мыслей не было, как и эмоций, хотелось просто забыться тяжёлым сном.
- Ты мне это брось! – Раздражённо, но как-то весело пригрозил подоспевший с напитками Пётр. Себе он взял кружку какого-то слабенького пива. – Пей! Сейчас тебе сахар нужен. Сахар тебе поможет. Ты что удумал вообще? Не, я знал, что мне ещё курсанта необстрелянного подсунули, но чтобы поперёк батьки да в пекло? Давай это, ни-ни!
Иван слабо и непонимающе кивнул. Парень осознал, что его напарник волновался и скрывал это за показным раздражением.
- Ты, значится, потопал в Сумрак, да ещё и на второй слой сразу, да ещё и без подготовки!? Ишь чё удумал! – Шепотом затараторил дозорный. – Это же не стриптиз-бар, туда просто так вечерком в пятницу не бегают. А про амулет ты не подумал? Это туточки он тебе всем оберегам оберег, а там он тебя выпьет моргнуть не успеешь. Почему, говоришь? Да тут и дураку понятно – слабые у тебя силёнки с такими бирюльками ходить. Силушку из тебя и Сумрак тянет, да понемногу. А амулет к носителю привязан, вот он тебя и понадкусывал. Благо, что хоть меня ты услышал, да и бросил его там. Через час Сумрак сожрёт его, и на том дело закрыто.
- Там… был кто… - Слова давались с трудом.
- Кто там был? Второй слой пустой всегда. Нашему брату там делать неча, а те, что оттуда, - Пётр неопределённо кивнул головой куда-то в сторону, - так близко не ходят. Ну, без нужды, конечно. Ты в общем давай вот как – бери такси обратно до дому и отсыпайся двое суток. Я в штаб позвоню, к тебе кто-нибудь приедет, чтобы на предмет всякой сумеречной заразы проверить, да нагоняя тебе от души дать, чтобы удаль свою молодецкую поумерил.
Иван обречённо кивнул. Нагоняй обещал быть царский.
- А сейчас ешь давай быстрее, тебе восстанавливаться надо как можно скорее. И никаких отговорок, а то знаем мы вас. – Пётр торопливо допил кружку пива, достал допотопную Нокию и куда-то отошел.
Иван безразлично поковырял пластиковой вилкой принесённый Петром пирожок с каким-то невнятным салатом и только отхлебнул переслащенный чай. Прошло, наверное, минут десять, а Пётр всё не возвращался. Парень наконец оторвал пустой взгляд от стола и огляделся.
На улице уже окончательно стемнело, с неба сыпал мелкий, едва заметный дождик, оставляя в воздухе водянистую пыль. Людей на ярмарке меньше не стало, но пропали дети, всё больше прогуливались парочки и мужчины лет за сорок. Кое-где слышались отголоски веселых песен, позвякивали бубенцы, в отдалении звучала гармонь. В кафе было жарко, душно и накурено, Иван даже расстегнул ворот куртки. Настроение было по-прежнему никакое, но неприятная сонливость и безразличие улетучились. Появилось желание хотя бы встать и немного размяться. К тому же, надо было всё же найти напарника и выяснить, что сказали в штабе. Иван порыскал по карманам и нащупал мобильный телефон. Кнопки надежнее, а то с сенсором на холоде долго мучаться. Два пропущенных, один от Петр, второй из штаба. Когда? А, восемь минут назад. Интересно, как это он не услышал сигнал? И почему не перезвонили? Всегда же перезванивают. Одна палка? Значит, связь плохая, вот куда Пётр ушёл, понятно.
Иван вышел на улицу и вдохнул насквозь пропитанный влагой холодный воздух. Стало чуть легче, уж после крошечной прокуренной кафешки самое то. Так, телефон, надо отчитаться. В смысле, аккумулятор разрядился? Только что всё в порядке было. Пару раз попытавшись заставить телефон подать хоть какие-то признаки жизнедеятельности, Иван бросил тщетные попытки. Ладно, поищу этого футбольного фаната, не мог же он далеко уйти. Парень подался в сторону и случайно наткнулся на огромную в человеческий рост плюшевую мышь. Аниматор ойкнул и начал крениться вбок.
- Извините, - неловко промямлил Иван, помогая актёру вернуть равновесие.
- Да ничего, - отозвалось изнутри костюма глухое эхо. – Бывает. Вот, листовку возьмите.
Иван инстинктивно взял цветасты клочок бумаги. «Щелкунчик, постановка для детей 6+».
- А на что мне это? – Спросил Иван, но актёра уже нигде не было.
Побродив ещё немного по округе, Иван убедился, что его напарника нигде нет. Телефон по-прежнему не работал, как его парень не пытался оживить. На улице уже холодало, осенние беговые кроссовки уже изрядно начерпали воды, да и горло предательски запершило. Куда его черти унесли? Иван вернулся обратно к кафешке и стал расспрашивать про невысокого лысеющего мужчину. Никто Петра не видел, да и мало ли сколько народу тут ходит. Отчаявшись уже встретиться сегодня на ярмарке, парень зашагал было к выходу. Вдруг под всеобщий удивлённый «А-ах!» гирлянда на ёлке затрещала и заискрилась, а освещение на всей улице моргнуло. Иван уже почти на выходе с ярмарки обернулся и краем глаза заметил знакомый силуэт, рядом со статуями крыс-конькобежцев. Нашёлся-таки! Рано пока отсюда уходить. Вокруг рождественской ёлки собралась немаленькая толпа, через которую пришлось с усилием пробиваться, то ли вот-вот должно начаться мероприятие, то ли гости заинтересовались, что же случилось с гирляндой. Добравшись наконец до статуй, Иван ещё раз внимательно огляделся. Петра почему-то здесь не было, хотя вот, только минуту назад стоял.
- Вот жеж! – В сердцах воскликнул парень в сторону уродливых скульптур. Одна из них как-то не по-доброму на него косилась. – Что за… - Парень пригляделся внимательнее. – Показалось.
«Тетенька добренька,
Дай кулички сдобненькой.
Коляда-моляда,
Накануне Рождества,
Подавай, не ломай,
Все по целой подавай.
Если крошечку уронишь,
То и Бога не замолишь.
Не подашь лепешки —
Разобьем окошки.
Не подашь пирога —
Уведем корову за рога.»
Издалека, откуда-то поверх голов послышалась, всё приближаясь весёлая колядка, пели три задорных женских голоса под аккомпанемент гармони. Толпа постепенно расступалась перед колядующими, и наконец, Иван смог увидеть всю процессию. Ряженных было человек тридцать, мужчин и женщин примерно поровну. Выглядели они как и положено реконструкторам – в шубах и тулупах, женщины в платках и телогрейках, розовощёкие и весёлый, парни в ярких красных рубахах и кафтанах, подпоясанных кушаками, мужчины постарше – в тулупах, с окладистыми причёсанными бородами и завитыми вверх усами. Двое гармонистов играли почти в унисон, их мелодии сливались и переплетались так, что казалось, будто играет один человек. Вся эта пёстрая компания постоянно приплясывала, смещалась и перемешивалась, так что уследить за всеми было просто невозможно. Часто колядующие обращались к зрителям, пели вместе с ними и плясали. За ними по брусчатке катилась повозка на тонких велосипедных колёсах, запряжённая двумя живыми оленями. Повозку украшали красные и белые ленты и бубенцы, мелодично позвякивающие в такт движения. Но ещё более колоритным в этом людском поезде был двухметровый медведь на привязи. Косолапый постоянно порывался то в одну, то в другую сторону, но его крепко с трёх сторон верёвками держали крепкие молодцы.
«Ничего себе! Кто же им живого медведя-то разрешил по центру города провести?» - С изумлением подумал Иван.
Но только когда компания совсем уже приблизилась, парень понял, что это тоже актёр, одетый в натуральную медвежью шкуру, и всё это лишь хорошо отрепетированная постановка.
Колядка закончилась ровно в тот момент, когда парень понял, что его со всех сторон окружили реконструкторы. Из-за спин колядующих уже и не видно было других посетителей ярмарки.
«Коляда, коляда!
Отворяй ворота!
Ты подай пирога,
Хлеба кусочек,
Сметаны горшочек!
Не подашь пирогов-
Напускаем грызунов:
Жадных серых мышей,
Злых голодных крыс!»
- Нескладно. – Чуть ухмыльнулся Иван.
- А и не должно быть складно! – Усмехнулся гармонист.
- Главное, что правда! – Поддакнул его брат близнец.
- И стра-ашно! – Проревел медведь.
Иван от неожиданности вздрогнул. А колядующие снова бойко запели и заплясали вокруг. Это уже совсем никак не походило на развлекательную постановку, максимум за очень дурацкую, несмешную шутку. Их что, Пётр подговорил? Он же прямо тут стоял, может денег дал? Да не, быть не может. Тогда кто-то и дозорных? Тёмные? Если так, то они простыми объяснительными не отделаются. Хоть всё и безобидно, без нарушения Договора, но всё же…
- Чаво милок пригорюнился? – Ехидно подбоченясь, пихнул Ивана локтем беззубая бабка в кокошнике. – Спляши-ка с нами! – И без промедления она схватила не успевшего опомниться парня за талию.
У бабки парня перехватила какая-то раскрасневшаяся и, кажется, слегка пьяная, молодуха. В спину подталкивал крепкий здоровяк, а под руки Ивана подхватил угрюмый мужик в засаленном тулупе. Вся процессия с песнями и плясками, под аккомпанемент гармони и рёв медведя двинулась куда-то вдоль улицы. Иван не видел домов, только понимал, что эта странная и жутковатая толпа куда-то ведёт. Пару раз он споткнулся – его подняли на ноги, один раз парень слегка приложился о повозку – бубенчики резко и протяжно звякнули, в какой-то момент Иван прямо-таки уткнулся в косматую спину медведя и тот положил ему когтистую тяжелую лапу на плечо. Сколько длилось это путешествие, сказать было сложно, но в какой-то момент компания остановилась, гармонь стихла и толпа слегка расступилась. Иван наконец смог двигаться свободнее, стена из людских спин отдалилась, но не настолько, чтобы можно было найти лазейку. Парень наконец смог перевести дух.
- Гостю дорогому чарочку вина! – Провозгласил гортанный голос.
Иван перевёл взгляд на говорившего – высокий статный грузин в национальном костюме протягивал Ивану витой козлиный рог с пряно пахнущей жидкостью.
- Пей до дна, дорогой!
Парень принялся было отнекиваться, но его сразу придержали двое крепких удальцов и третий поднёс густую бардовую жижу прямо к самом лицу Иван. В ноздри ударил пряный букет восточных специй, словно это и не вино было, а аджика. Иван попробовал было сопротивляться, но одурманивающее пойло само потекло в горло. Толпа ряженных тут же взорвалась одобрительными возгласами.
В глазах у Ивана помутилось, хотя жидкость явно не была отравлена. Это был очень крепкий глинтвейн, острый и пряный на вкус с большим содержанием алкоголя. Приятное тепло разлилось по телу, в голове слегка зашумело и отсутствующее настроение снова начало возвращаться. Вокруг него уже снова пели и пили, даже медведь пригубил из большой бутыли с сивухой и взял невесть откуда появившуюся балалайку. Музыка грянула с новой силой и толпа ряженых снова пришла в движение.
Иван судорожно искал телефон, постоянно толкаемый и поддерживаемый со всех сторон. Вокруг мелькали лица, руки, ноги, спины, рога и копыта, звенели струны, звенели бубенцы, лилась песня, а телефон всё не находился. Иван пытался кричать – его голос легко заглушался разудалой песней. Парень пытался толкаться, но не мог пробиться сквозь толпу. Уже несколько раз Иван пытался попасть в Сумрак, но никак не мог ухватить хотя бы краешек своей тени – она каждый раз предательски ускользала. С перепугу Иван даже крестился и читал «Отче наш» - вокруг все только взрывались приступами истеричного хохота. Он вспоминал и гоголевского Вия, Страшное гадание Бестужева-Марлинского, и рассказы По и даже лавкрафтовского Ктулху. Десятки всяких ужастиков проносились в его голове, а телефон всё никак не находился. Вот же чертовщина, пропал. И не выбраться никак. Бежать, бежать надо. Заклинания бесполезные, что толку на их ауры глядеть, как день ясно, что это нечисть. Только какая-то новой породы, та, что голову только морочит. Пётр? Да ну, быть не может! В этой-то толпе? Нет-нет, ерунда. Или это он всех подговорил? Может ещё денег дал, давайте, напугайте его хорошенько. Вот и мостовая кончилась. А где это? Что за место? Поребрик? Тротуар? Какой ещё снег, растаяло же всё уже давно. Или это уже новый выпал? Сколько же мы тогда ходим? Да где же этот телефон! Позвонить, да хоть Гесеру, хоть бы и в Москву. Не мог быть это Пётр. Что ж ты меня толкаешь-то, нечисть. Схватить бы… Нет, не он, обознался. У этого рожа кривая и щеки обвисли. Опять остановились что ли?
У причальной стенки у Петроградской набережной прочно закреплённая намертво стояла Аврора. Серо-стальной корпус, освещённый снизу, казался живым скованным цепями гигантом, вода тихонько плескалась о борта более чем столетнего крейсера. Вокруг было тихо – ни шума машин, ни завывания ветра, даже колядочники хранили благоговейную тишину. Только плеск воды. И низкий, едва слышный шорох из недр стального гиганта.
Иван мимоходом припомнил, как несколько лет назад, когда он ещё не был инициирован и даже не подозревал о существовании Иных, наблюдал как корабль после ремонта возвращали на место вечной стоянки. Середина июля, питерское лето и большой корабль. Приятное, яркое, а главное недавнее воспоминание. Может быть, даже самое последнее приятное воспоминание. Почти сразу после этого Кристина заболела, и попытки её излечить привели в конечном итоге Ивана в Ночной Дозор. А тогда он просто стоял на набережной, вдыхал аромат душного питерского лета и был счастлив. Иван улыбнулся. Зачем он здесь сейчас?
Внутри корабля что-то происходило. Это невозможно заметить сразу, но шум изнутри нарастал. В какой-то момент, приглядевшись, Иван увидел на палубе движение. Корабль качнулся несмотря на то, что был закреплён. Позабыв даже про обстоятельства этой необычной экскурсии, парень, со смесью удивления, восторга и ужаса наблюдал причину непонятного шороха. С палубы в воду прыгнула крыса и быстро поплыла по тёмной воде в сторону набережной. Сразу за ней прыгнула ещё одна. И ещё. И ещё. И вот уже десятки, если не сотни, а то и тысячи крыс выпрыгивали из всех возможных мест – с палубы, из иллюминаторов, спускались по бортам. Аврора медленно и плавно тонула, слегка кренясь на правый борт. Весь корабль был буквально облеплен, почти скрыт живой шевелящейся, пищащей массой чёрных, серых и коричневых крысиных тел. Они были буквально повсюду и быстро заполнили воду вокруг корабля. Вода бурлила от бесчисленного множества маленьких лапок. Вся акватория реки превратилась в живое, шевелящееся полотно, освещаемое полной луной. Свет причудливо-пугающей отражался от мириад мокрых крысиных тел.
А сам корабль уже нельзя было представить кораблём – это была словно обглоданная кость. Трубы, надстройки, палуба, переборки – все проржавело, рассыпалось в труху. Осталось только днище – старое, гнилое, обезображенное, будто вся Аврора состояла из этих крыс. Через мгновение обглоданное днище скрылось под водой.
Тем временем животные начали выбираться на берег и разбегаться огромными стаями в разные концы города. Всё это заняло времени не более, чем Иван успел дважды сморгнуть. Поражённый этим странным представлением, парень стоял, лишившись дара речи с ощущением, что он только что забыл что-то важное, потерял нечто бесценное.
Разумом Иван хорошо понимал, что всё происходящее вокруг давно вышло за пределы какого-то гротескного представления для него, единственного зрителя, но всё ещё поражённый увиденным, он не мог понять, сон ли это, заклинание, глюк или просто бред. Сработал естественный рефлекс – бежать без оглядки. Ряженые уже не окружали его плотным кольцом, а лишь замерли в безразличных позах, холодно и отстранённо наблюдая за парнем. И Иван побежал, не разбирая дороги. Сначала по набережной, потом свернул в какую-то подворотню, потом оказался на проезжей части, где его едва не сбил грузовик, дальше перепрыгнул через невысокую чугунную оградку, потом снова подворотня с двором-колодцем, какая-то освещённая улица; не понимая как, он оказался на Дворцовой. Он не мог остановиться, первобытный ужас Дикой охоты прочно завладел его сердцем. Иван бежал снова и снова, лишь изредка понимая, где он оказывается – то на каком-то мосту через канал, то рядом с храмом, который он никогда не видел; несколько раз он видел Петропавловку, и всё время ему чудились давешние колядочники, осатанело смеющиеся над его жалкими попытками избежать неизбежного.
Наконец, выбившись из сил, Иван обнаружил себя на Банковском мосту. Уже светало, но всё ещё было темно. Но этот район Иван узнал бы при любом освещении и в любом состоянии. Здесь он прожил пять долгих лет со своей женой. Они снимали небольшую комнатёнку с высоченным потолком, ютились от извечных сквозняков под одним клетчатым пледом и вдвоём мечтали уехать в жаркую Испанию в туристический город Калелья, когда Кристина закончит на журналиста-международника. Всё пошло прахом, когда врачи поставили диагноз «неоперабельная опухоль спинного мозга». Их крошечный «мир на двоих» превратился в кошмар наяву. Больницы, химиотерапия, бессонные ночи, слёзы. В конечном итоге, Кристина сломалась. Она замкнулась в себе, завела рыжую кошку и часами просто сидела, бездумно глядя в стену и гладила её по огненной шерсти. Невыносимо тяжело смотреть как угасает любимый человек. В твоей памяти он ещё вчера был улыбчивым сгустком позитива, готовым к новым свершениям, а уже сегодня это лишь пустая, безжизненная оболочка, механически перебирающая слабеющими руками золотую шерсть.
Ивана задушили невыплаканные тогда слёзы. Боль, обида, ощущение обмана, несправедливости, злого, жестокого, слепого рока, предопределения, с которым невозможно совладать – он закричал. От гнева и бессилия. Саданул рукой по чугуну, боли не почувствовал, ударил ещё раз. Охранные грифоны как и всегда хранили безразличное молчание.
Найти ту самую комнатку не составило проблемы, даже наоборот – ноги сами привели Ивана, стоило тому лишь подумать об этом. Кажется, нынешние жильцы были недовольны – Иван только отмахнулся. Что он ожидал здесь увидеть? Плед? Косые солнечные лучи из окна? Мечты о такой близкой Испании? Нет, он мечтал здесь увидеть Кристину. Живую. Веселую. Обнимающую рыжую кошку, которую он так не любил. Иван хотел лишь на мгновение, всего на один миг прикоснуться к девушке, потрогать её за мягкие рыжие волосы, прикоснуться к родной щеке, просто оказаться рядом, и сидеть вместе, в обнимку.
Комната встретила его привычным затхловатым запахом и мутным, закопчённым окном. Даже диван стоял точно там же, даже плед был на месте.
- Ты что здесь делаешь? – Удивилась позади Ивана Кристина.
Точно та же Кристина, которую он помнил – тот самый неунывающий солнечный лучик в его мире. Только её волосы были рыжими.
- Я… Я… - Парень опешил. – Я к тебе… пришёл.
Через окно начали пробивать первые предрассветные лучи, вырисовывая причудливую вязь на старых обоях.
- Заходи. – Запросто кивнула девушка. – Тут не убрано немного.
Она по-кошачьи ловко очутилась на диване и забралась под плед.
- Иди, погладь меня.
Иван осторожно присел рядом, Кристина с мурчанием уткнулась шелковистыми кудрями в руку парня.
- Ты… настоящая?
- Мрр, конечно. – Кристина лениво потянулась и в шутку лизнула шершавым язычком парню ладонь. – А ты не вер-ришь?
Иван машинально погладил её по шерсти, девушка довольно замурчала.
- Это… не может быть правдой…
- Ну и что? Я р-рядом.
Солнце продолжало ползти по стене. Иван в задумчивости теребил кошачью шерсть, девушка довольно нежилась у него на коленях.
Внизу кто-то истерично заголосил, голос был женский. Потом добавился мужской – взволнованный и грубый. Что-то с грохотом упало. И тысячи мелких когтистых лапок заскрежетали по паркету. Комната заполнилась ордой крыс почти моментально – они напрыгивали друг на друга, давили, тех, кто снизу. Ивана они старательно оббегали, зато Кристину они облепили с головы до хвоста. Она фырчала, била их лапами, стряхивала с себя, и всё же ничего не могла поделать. Кровь хлестала во все стороны, трупы крыс усеяли пол, и тем не менее, крысы с победным писком всё пребывали. Спустя считанные мгновения всё было кончено. Истошный кошачий вопль ознаменовал поражение в этой неравной схватке. Иван даже не успел понять, как всё произошло. Он хотел было броситься на помощь, спасти, схватить Кристину за лапу, бежать с ней как можно дальше, но крысы с утробным ворчанием уже обгладывали мясо с полутораметрового кошачьего скелета. По все комнате была разбросана шерсть и клочки кожи, на полу растекалось огромное пятно крови, от которого во все стороны тянулись следы маленьких лап. Крысы разбежались так же быстро, как и появились.
В комнату вбежали двое, кажется, муж с женой. Он широкоплечий, носатый с грубым голосом, она - в бигуди и светло-розовом халате, они что-то хотели, что-то кричали, но Иван только вышел на негнущихся ногах. И вмиг забыл всё произошедшее.
Город снова звал куда-то. Ивану было уже всё равно куда и зачем идти. Он просто бесцельно шёл, шатаясь как пьяный и не мог ни о чём думать. Зачем думать. Уже ничего непонятно. Сознание было сродни истрепавшемуся засаленному знамени на ветру, герб не разобрать, цвета флага померкли, всего лишь лоскут ткани, колышимый любым ветром. Ещё один бесцельный шаг. Но так хочется его сделать. Чтобы понять, что ты всё ещё здесь, что ты – всё ещё ты. Двигаться лишь бы не остановиться, не сдаться, двигаться по инерции. Куда он идёт? Может, была цель. Кто он такой? Какова его жизнь? Есть ли в ней смысл? Просто двигаться вперёд. Механически. По инерции. Чтобы прожить ещё одно мгновение.
Крыса в лабиринте. Самое верное описание, конечно, как крыса. Они гонят меня. Любят? Как же. Великие ОНИ просто дешевая бутафория… Кажется, ногу натёр, пока не больно. А есть боль? Нет, просто иду. Ну, туда, вперёд. Светофор. А какой свет был? Тот. Или не тот. Кажется, Литейный. Показалось. Странная выщербинка, может загноиться. Жалко потом будет. Сейчас жалко и потом будет. Звучно слишком, а так это ему кричали. Прочитал когда-то, кажется у Киза. Про крысу-то. Писать не умел, помню-помню. О чём было? Может, воды немного, нет, сейчас рано. Вот бы не споткнуться. Железный, наверное, не понял. На вкус неприятно, хочется отрыгнуть. Когда успел? Не мог же успеть. Вот, теперь прочно, хорошо, плотно лёг, не натирает. Бежит такая вприпрыжку, костенеет и всё нипочём. Каменный, высокий, чёрненький совсем. В детстве ещё мальчуганом туда ходил. Дважды бренькнуло, не туда что ли? Тюрьма, кажется, клетка, а выход налево. Быстро-то как! божечьки, нужен именно маленький. Когда стоял, видел, стёрлось черпачок забавный, смехообразный тучами шевелятся несказанно высверлю подлесок южный прячется детишки робонькие мыло оттаскивают по воде пыжились. Хорошее время, смелость. Колокольня бросовая, лабиринтом припорошен, чума бегало нещадно путь брататься наугад кончилось светлое сожалеть делать нечего форт Кронштадт будет воспоминание отверженное хороводил многократно. Следят кажется малолитражки шубуршатся высматривают в лабиринте заковано воедино красненькие обвенчают приторно.
Перед мысленным взором Ивана разворачивалось невиданной красоты сменяющееся полотно образов, красок, цветов и звуков, его мир приобрёл пугающую упорядоченность изменчивости, сознание перестало сшивать воедино кусочки, оставляя только отдельные малозначимые фрагменты. Соединённые вместе эти кусочки миллионов разных паззлов представляли собой абсолютный сумбур, каждый отдельный кусочек хоть и имел смысл, наслаиваясь друг на друга, постоянно меняясь и преображаясь, они не имели ни какой-либо устойчивой формы, ни несли никакого содержания. Это были лишь крохи памяти, переплавленные отпущенным на волю воображением. Среди них было несколько настойчиво повторяющихся образов, но никаких эмоций они не вызывали, просто ассоциативные цепочки из раза в раз повторяющиеся в другом облачении. Если бы представилось возможным собрать воедино и очистить от шелухи всё то, что он воспринимал, он увидел себя со стороны – маленьким мальчиком. Где-то классе в третьем, наслушавшись рассказов деда про блокаду и посмотрев фильм «Порох», Иван заинтересовался фортом Александра I, известного также как «Чумной». Он был настолько зачарован этим местом, что даже подбил дворовую ребятню сплавать туда на лодке. Ребята постарше тоже загорелись идеей, и в конечном итоге соорудили вполне сносный плот и даже совершили туда экскурсию. Несколько дней к ряду они, под предводительством Ивана, исследовали огромное здание, а сам Иван с гордым видом знатока рассказывал буквально про каждый камень старого здания. Это было самым ярким, самым волнующим воспоминанием детства. Но сейчас мрачный форт осаждали полчища чёрных крыс. Шелестящая живая волна пробиралась со стороны Кронштадта и по Финскому заливу попадала в город. Монструозное многоликое чудовище захватывало одну улицу за другой, опустошая всё на своём пути. Крысы перебирались из дома в дом, прыгали в окна, с крыши на крышу, перекатываясь, подобно бурному потоку на уровне третьего этажа. Как всесокрушающая стихия, ревущая, голодная, безжалостная масса живых тварей захватывала город. Красноглазые, огромные, они нападали на что угодно. С зубов капала ярко-зелёная чумная слюна, и не было для обречённого города никакой надежды. Крысы завершали своё пиршество.
Двор-колодец. Четыре ровных серых стены с облупившейся штукатуркой. Пустые окна. Мокрый асфальт. Ровно посередине, бессмысленно уставившись в небо, лежало безымянное тело. Лежащий что-то несвязно бормотал, иногда покачивая головой. Изо рта ниточкой висела слюна, совершенно безумные глаза навыкате уже ничего не видели. Над ним склонилась другая фигура – низкая, с широким неживым лицом и залысинами. Вокруг было тихо, воздух будто замер, время словно остановилось.
В глазах лежащего медленно появился тёплый огонёк узнавания.
- Пётр, это ты?
Ответа не последовало. Вторая фигура не шелохнулась.
- Как я… здесь… что это… было.
- Не усердствуй. – Ровный, спокойный голос без тени эмоций. – Осталось недолго. Ответы будут даны.
- Ответы? Какие… Это что, из-за тебя?
- Верно.
- Так это ты… Предатель! Ты потребовал снять амулет.
Собеседник не издал не звука.
- Что со мной было?
- Замена. Ты был стёрт и переписан заново. Скоро всё завершится.
- Какая… какая замена? Я всё помню. Я был на ярмарке… потом второй слой, оберег. А дальше… Что было дальше? Где я? Кто я?
- Теперь тебя уже нет. Осталась лишь оболочка. Сосуд почти пуст. Все якоря обрезаны. Осталось лишь смириться.
- Смириться с чем?
- С неизбежным.
Из невидящих глаз лежащего потекла одинокая слеза.
- Это… всё?
- Да.
- Но… но почему я?
- Стечение обстоятельств. Для тебя – неблагоприятное. Всё уже свершилось. Твой мир разрушен. Ты не существуешь. Тебе стоит подготовиться.
Лежащий на земле молчал. Ничего в его голове уже не происходило. Не было ни страхов, ни сожалений, ни мыслей. Просто серая пустота.
- Как это случится? – Спросил он после долгой паузы.
- Ты просто уснешь. И произойдёт замена.
Ничего. Только серая пустота внутри. И больше ничего.
- Я готов.

Без десяти семь жёлтая машина Горсвета с заляпанными номера дико визжа тормозами припарковалась в одном из спальных районов Санкт-Петербурга. Из машины бодро выскочило трое монтеров в спецовках и, как на пожар, метнулись на четвёртый этаж типовой многоэтажки. В дверь долго трезвонить не пришлось – хозяин в трусах и с зубной щёткой открыл после первых трелей.
- Ваня, чтоб тебя! – Петр прямо с порога бросился обниматься. – Ты куда убежал-то?
Иван смущенно улыбнулся и вежливо предложил:
- Зайдите что ли. А то перед соседями неловко.
Петр вошел сразу – его никогда дважды приглашать не было нужды, двое других монтажников сначала внимательно осмотрели лестничную клетку, для виду глянули на счётчик и тоже гуском прошли в квартиру. Внутри было хоть и чисто, но по всем признакам квартира была холостяцкая: два забитых под завязку мусором мешка, пятно засохшего кетчупа на столе, пара носков на полу рядом с диваном.
- Садитесь пока, я сейчас. Чай недавно заварил, сахар на полке, там, слева.
Дозорные молчаливо переглянулись и синхронно понимающе кивнули.
- Да будет вам! Видно же, что нормально всё. – Недовольно буркнул Пётр.
Но у ребят своя специфика. Через Сумрак они быстренько осмотрели квартиру, проверили прочность щитов и потыкали во всё, что можно артефактами. К тому времени Иван, уже одетый, хоть и небритый наливал чай.
- Так где ты пропадал? – Со своей обычной весёлостью, но пристально глядя на парня, спросил Пётр.
- Тебя искал сначала. Батарея в телефоне сдохла, вот и поехал на такси до дома. Ну, как ты и советовал. Как приехал, сразу такая слабость накатила, что едва до кровати дошел. Как уснул – не помню. Проснулся только под утро. Голова болит, как с похмелья. Только и успел, что телефон на зарядку поставить и сразу в штаб отзвониться. Ну и тут вы.
- Э, вон оно как. – Неопределённо протянул Пётр, прихлёбывая чай. – Тьфу, гадость! Ты ж знаешь, что я бергамот терпеть не могу!
- Так нету ничего другого. – Виновато пожал плечами Иван.
- Ладно, полный отчёт потом в штабе будешь держать. Хорошо, что всё обернулось хорошо.
- В смысле? – Заинтересовался парень.
Из задней комнаты раздалось заливистое «Кукареку», громкое и противное. Потом ещё и ещё раз.
- Эт чё такое? – Непонимающе покосился в сторону двери один из дозорных.
- Будильник у него такой. Ровно семь стало быть. – Чуть улыбаясь, сообщил Пётр. – Ладно, давай собирайся. Упустили наши орлы вчерашнего мракобеса, он снова наследил в Сумраке. Сейчас каждый Иной на счету. Машина внизу извелась уже вся поди.
- Десять минут у тебя. – Недоброжелательно сообщил второй здоровяк.
- Хватит и пяти! – С лёгким вызовом ответил парень. – Только плеер захвачу, а то в дороге скучно.
Иван привычным движением сгрёб со стола старенький плеер, обмотанный наушниками, вставил их в уши и запустил случайный трек из списка «для настроения».
«Она плавает в формалине,
Несовершенство линий
Движется постепенно.
У меня её лицо, её имя,
Свитер такой же синий.
Никто не заметил подмены.»

В тексте произведения использованы традиционные колядки, песни группы Ольви (Дорога в Ночь), Би-2 (Рождество) и Flёur (Формалин).
09.01.2020