Lodos
Магистр Пера.
Зарегистрирован: 18.09.2006
Сообщения: 1490
Откуда: Нижний НовгородЗамечания: 19
|
 Добавлено: Вт Сен 11, 2012 7:27 pm Заголовок сообщения: Туча над Ипром (St-Alker) |
 |
|
Паника. Топот тысяч бегущих ног в солдатских ботинках, спорадическая стрельба за спиной смолкает, словно позиции накрыло невидимым колпаком. Только «Гочкисс» еще выдает несмолкаемую очередь. Я оглядываюсь и вижу, что плотная желтая стена уже накрыла траншеи и пулемет бьет уже куда-то вверх, наконец и он замолкает. Огромное облако, серо-желтое у земли и возносящееся ввысь, становилось зеленоватым в вышине. Оно как движущаяся стена неумолимо переползло через линию окопов и быстро настигло бегущие в панике толпы солдат. Облако движется неумолимо, пуская языки завихрений сквозь линии колючей проволоки, слизывая вовнутрь себя бегущих людей, нагоняя отставших и заглатывая их в свою толщу. Больше не оглядываясь бегу дальше, но все тщетно. Воздух вокруг сгустился и пожелтел, в горло впились тысячи иголок и перехватило дыхание, спазм сдавил вдох и превратил его в сиплый кашель, глаза заволокло слезами и ожгло огнем, плотная вонь хлора заполнила все.
Бегущих людей согнуло. Как слепые они сталкиваются между собой, теряют направление, упавшие хватаются скрюченными пальцами за шинели и обмотки своих товарищей. Крики о помощи и мольбы к Аллаху сменяются только жутким кашлем и сипением задыхающихся людей. Более не в силах бежать, падаю и я, нечем дышать. Пылающие легкие не могут уже сделать вдох. Сотрясает кашель. Не видно уже ничего и только хрип корчащихся людей вокруг длиться долго, кашель и хрип, кашель и сипение, долго, целую вечность. Последним проблеском сознание замечает вздрогнувшую землю и свист и грохот германской артиллерии...
--------------------------------------
Старый Юсуф проснулся и долго вслушивался в грохочущие завывания в темноте. Опять этот сон, сон который преследует всю его долгую жизнь, сколько бы других событий в ней не происходило. Но холодный апрельский день 1915 года возвращается к нему по ночам, вновь заставляя заново переживать свою смерть у Лангемарка, и второе рождение под навесом умирающих в полевом канадском госпитале под Ипром. Немногих их выживших с передовых траншей 45-й «Алжирской» дивизии вытащили соседи-канадцы после того как прошло облако первой в Великой войне газовой атаки. Еще меньше их кашляющих кусками легких, перепуганных, ничего не понимающих, едва говорящих по французски выжило под тем навесом. Тогда он, перепуганный арабский мальчишка, удивил и врачей и больше самого себя, восстанавливаясь на глазах, когда как других уже закопали в чужой французской земле.
Грохот и зарево за окном смолкли, батарея «Градов» отстреляв последний боекомплект куда-то на запад в сторону петляющей среди барханов дороги на Мисурату снималась с позиций. Вскоре колонной промчалась по единственной улице затемненного оазиса и растворилась в ночи на востоке. Оборона закончилась. Сереющее утро уже занималось за окном, когда к дому подьехали несколько пикапов ополчения. Выйдя во двор Юсуф шагнул навстречу высокому улыбающемуся молодому офицеру в оливковой армейской форме, с волосами, повязанными зеленым платком, из под которого выбивались непослушные кудри. Еще безусое лицо было обветренно, всегда смеющиеся глазы были усталые, но радость еще искрилась в них. Дети быстро взрослеют на войне, но остаются детьми для нас, особенно если это любимый внук. «Дедушка!»- старый Юсуф скрылся в обьятиях молодого воина. «Махмуд, живой» только и просипел сдавленный в обьятиях старик.
Через полчаса оба уже сидели за столиком в пустом и тихом родовом доме, старик закончил пересказ последних семейных событий, о том как настоял на отьезде всей многочисленной родни к границе, как причитали женщины настаивая забрать его с собой, но он был непоколебим. Вздыхая и охая беженцы покидали оазис, втайне считая его упрямым и выжившим из ума. Пусть так, Кади оазиса остается на своем посту, и точка. Махмуд заинтересованно слушал размеренное повествование старика и с аппетитом уплетал оставшуюся домашнюю стряпню.
- Дедушка, а может уйдешь с нами? У нас приказ Мутассима всему ополчению варфалла стягиваться к Сирту, брат-лидер Муаммар уже там, он не оставит город. - Махмуд привычно оглядел стены в ожидании увидеть портрет Каддафи, привычно не найдя, иронично улыбнулся.
- Значит беда этому городу. - старик надул губы. - Бешенный Верблюд хочет войти в историю непокоренным, я его хорошо знаю, с его упрямством это получиться. Но что будет со всеми остальными? Скольких он потянет за собой в могилу?
- Дед, ты все никак не забудешь ваши расхождения, но чье упрямство выше? - внук иронично смотрел на кипятящегося деда, не забывая впрочем поддевать лепешкой горки хумуса из чашки. - Ты с ним рядом стоял у истоков Джамахирии, сколько глав Зеленой Книги писаны твоей рукой?
- Много, внук, много. Но я ему еще 20 лет назад все предсказал, что нельзя людей превращать в спокойное тихое сытое стадо. Тогда человек по своей природе становиться скотом. Теперь этот скот забился в свои дома и пережидает в ожидании победителя, а те кому хочется чтобы еще сытнее и за чужой счет уже его предали. Но он уже не хотел никого слушать, почувствовал гордыню, стал метаться со своими проектами панарабизма, панафриканизма, золотого динара. Завел западных консультантов, взял на себя чужую вину по Локерби, в ожидании мира. И чего в итоге получил? Нож в спину. Кяфиры понимают только силу, их обещания пусты.
- Да.... Ничего не изменилось за прошедшие годы. Два упрямца. Один человек с мечтами о обьединении Африки, другой — джинн или марид из сказки с мечтами обьединить Иных в одну общность. Оба хотят одного, но никак не могут идти по пути. - Махмуд сыто откинулся на подушки, горкой разложенные вокруг столика. - но твои идеи об обьединении арабских дозоров тоже не оправдались. Вызвали только новые санкции, нас лишили лицензий, нам не дали вести людей за собой. За нами приглядывали все эти годы грозя развоплощением за непослушания.
- Я знаю... Мою мечту разбили давно. Но не забывай суру Корана «О Джиннах», мы живем, любим и плодимся параллельно миру людей. Аллах судит нас по нашим делам, и после смерти джиннам, ифритам и маридам также открыты дороги и в рай или в ад к Иблису. Нет тьмы и света, есть только политика. Когда я впервые воскрес и увидел сумрак, я испугался, что теперь я стал порождением Иблиса, и Аллах покинул меня, но потом я изучал Коран, совершил Хадж и жил праведником. Разве может кто обвинить меня в служении тьме? Я нашел, вырастил и воспитал тебя мужчиной и воином, хотя ты — светлый. Разве мы разные? Кяфиры требуют от нас размежевания и борьбы. Мир ополчился на нас, скоро после этой войны те кто выживет тоже будут приглядывать друг за другом, получая равное количество лицензий из-за моря. - старик устало махнул рукой, радость от встречи с родным потускнела, будущее вставало тревожной зарницей и уже отбрасывало недобрые тени на судьбы.
Махмуд посмотрел на часы, пора было уже покидать тихий оазис своего детства, задержанные ночью колонны «крыс» из Мисураты уже должны были придти в себя и снова двинуться на восток. Беспокойство за судьбу старика вызывало чувство вины и глодало нутро. Но предложить было нечего, силой старого мага не заставить, да и везти уже некуда, оборона Сирта будет безнадежной и кровавой перспективой. Способности иных позволяют исчезнуть и скрыться без следов с этой войны, но его удерживал воинский долг, старика — упрямство и усталость от жизни. Обе судьбы были накрепко связаны с судьбой страны и должны были погибнуть вместе с ней. Хотелось сделать что-то для деда напоследок, что порадовало бы старика, перед последним расставанием.
- Юсуф-сиди, - примирительным голосом промолвил внук — а вы помните наши уроки из детства по запоминанию ощущений?
- Конечно, юный валяд, как я мог забыть твои проказы... Ммм... Помню мы долго проветривали этот дом после того как ты поделился впечатлениями о посещении рыбного рынка Триполи. Ммм... А дядя Мохаммед простудился и поменял кондиционер в гостинной после твоего возвращения из военной академии в Руссии.
- Внук счастливо засмеялся, - Да последним воспоминанием год назад я пытался обьяснить вкус дуриама после поездки в Китай!
Старый кади аж вздрогнул при этом воспоминании, - Да, Махмуд, вкуса я не понял, но запах передать тебе удалось полностью... Они и вправду такое едят?
- Едят! Сейчас у меня тоже кое-что припасено для Вас, деда. Вы много лет не бывали на море, хотя и любите Триполитанию. Весной я там был под Мисуратой, нашел возможность целый день провести на пляже. День ожидается жарким, пусть хоть этот дом в пустыне будет кусочком средиземноморья, хотя бы сегодня.
Махмуд зажмурился, насупив брови, пытаясь сконцентрироваться, с минуту морщил лоб и что-то шептал, затем чело его разгладилось и на губах заиграла улыбка. Тут легкий ветерок пощекотал ноздри Юсуфа, он закрыл глаза и расслабился внимая солоноватый морской бриз. Тяжелый жар пустыни сьежился и отступил из комнаты, его место заполнил ровный морской ветерок, приятно щекотавший лицо. В сознании родился звук шелеста набегавших на песок волн, чуть погодя послышались отдаленные крики чаек и кожа ощутила ласковое тепло весеннего солнца. Не знойного и палящего как в пустыне, а умеренного и согревающего солнца средиземноморья. Сразу всколыхнулась волна собственных воспоминаний о тех далеких счастливых временах когда еще моложавым чиновником молодой республики выбирался на пикник на пляжи Триполи всей семьей, смех еще живой и молодой Зейнаб, вкус черного чая и такого необычного на вкус иностранцев ливийского имбирного варенья. Этот сначала сладкий, потом с горчинкой вкус проснулся на губах. Как будто издали зазвучал смех детей. Впереди была такая счастливая, полная надежд жизнь, планы, желания исправить и перевернуть этот несовершенный мир.
Непослушная стариковская слеза пробилась сквозь плотно сжатые веки и скатилась по морщинистому лицу, соленая как окружающий ее воздух полный искрящихся морских брызг и свежий морской ветерок.
Старик долго стоял глядя вслед пылящемуся вдали хвосту колонны ополчения. Затем закрыл ворота, прошел в дом и плотно закрыл за собой створки дверей. Гостиная еще хранила запахи и прохладу морского бриза. Жадно вдыхая последние отголоски этих запахов старый Юсуф сел в старое кресло и сжал в руках пиалу с остывающим чаем. Оставалось только ждать.
Полуденный зной раскалил пески вокруг оазиса, и начал проникать в дом, растворяя прохладу морской свежести. По горячему асфальту шоссе в мареве искаженному жарой нагретого воздуха в поселок вползала колонна повстанцев, помятые пикапы с вмонтированными в кузовах тяжелыми пулеметами остановились на окраине. Группы разномастно одетых боевиков неорганизованными стайками прячась друг за друга пригнувшись бежали к стенам крайних домов. Выглядывая из-за углов и пуская беспорядочные очереди в окна домов и вдоль улицы, постепенно смелея в отсутствии сопротивления уже двинулись прямо по центру шоссе подбадривая себя воплями «Аллах Акбар!» и выпуская по длинной очереди в каждую тень по пути. Внезапно от их стихийной стоянки на окраине отделились два неприметных с виду джипа и микроавтобус и обогнав пеших бойцов прямиком рванули к дому кади. Выскочившие из них бойцы своим поведением разительно отличались от застрявшего на окраине воинства в тапках. Быстро оцепив периметр, одним махом перемахнув стены двора они заполонили подступы к дому и сгруппировались у двери. Хлопок небольшого взрыва и створки расщепленных дверей влетели в дом, за ними бросилась в дом и группа захвата. Старый Юсуф не сопротивлялся, через несколько минут уже избитого и обессиленного ошеломленного старика проволокли через двор мускулистые хорошо экипированные люди, неумело повязанные куфии скрывали вполне европейские черты лиц, команды отдавались на французском. За то время пока Юсуфа волокли к машине, он мало успел увидеть, но оазис уже было не узнать. Центральную улицу заполонили вооруженные бородатые люди которые орали, размахивали трехцветными флагами времен короля Идриса и палили в воздух из пулеметов, двери домов были уже выбиты, жителей выводили на улицу. У стены дома напротив уже стояли на коленях с сомкнутыми за головой руками несколько бывших ополченцев и милиционеров решивших остаться с семьями. Его втолкнули в тонированный микроавтобус, что-то вкололи в руку и зафиксировали ремнями в металлическом контейнере напоминавшем гроб. Также быстро как и появилась, маленькая кавалькада покинула переполненный и навсегда изменившийся оазис. Позади уже поднимался столб черного жирного дыма от горящего дома кади.
---------------------------
… Юсуф сидел на дне траншеи подогнув ноги в обмотках под себя и оперевшись спиной об стенку. Недавний 15-минутный огневой налет германской артиллерии еще напоминал о себе дрожащими пальцами рук. Но было уже 5 часов послеполудня и вечер обещал спокойствие. Еще одна ночь гарантированной жизни. В ожидании вечернего пайка грубой европейской пищи он успокаивался и задремал, пока пробегавший наблюдатель не пнул его нечаянно ногой. Солдат пробежал к блиндажу крича «Капитан Жюль, посмотрите, капитан Жюль!». Юсуф огляделся, алжирские пехотинцы беспокойно выглядывали из траншеи и переговаривались, «песчаная буря» услышал он. Откуда тут в этих французских зеленых полях песчаная буря пустыни? Из блиндажа выскочил капитан Жюль и прильнул к раструбу стереотрубы. «мьердэ! К бою! Всем занять позиции, это дымовая завеса!». Тревожная команда передалась по цепи как на ломаном французском, так и дополняемая по арабски. Оперевшись на тяжелый «Лебель» Юсуф поднялся и недовольно глянул поверх бруствера. Так и есть, со стороны германских позиций, поднимаясь ввысь, в их сторону двигалось и разрасталось огромное облако желтого дыма. Что двигалось за ним не было видно и липкое чувство страха подползало к горлу из груди. Тем временем чудовищных размеров стена дыма, края которой ни вправо, ни в лево уже не было видно, приближалась. Капитан скомандовал огонь когда до позиций оставалось всего метров 300. Траншея дала слепой залп через дым, капитан руководил огнем тяжелого «Гочкисса» поливавшего стену дыма непрерывным огнем. Но всем было уже понятно, что что-то не так, дым был необычный, и неприятный запах хлорки уже доносился до них. А спустя минуту когда начали слезиться и болеть глаза крик «Бежим!» уже звучал позади траншеи. Перемахивая через край он успел оглянуться и увидел как капитан Жюль тщетно пытается остановить разбегающееся воинство потрясая пистолетом и кляня их на двух языках сразу, второй рукой он за шкирку держал вырывающегося пулеметчика принуждая того продолжать стрельбу. Немногие остались в траншее. Бравого капитана он больше не видел никогда...
-----------------------------
Старый Юсуф очнулся в бетонном мешке дрожа от холода на цементном полу. Пробуждение от старого кошмара не несло облегчения, он лишь окунался в кошмар наяву. Заботливо вылеченное за ночь тело ожидало новых побоев. Вечером после нескольких допросов и истязаний его снова втолкнут переломанного и окровавленного в этот бетонный мешок, затем заботливый медик придет с уколом панацеи и пожелает доброй ночи. Чтобы утром все повторилось вновь. Он уже плохо помнил сколько циклов он пережил и что они вообще от него хотят, все что он знал они выкачали из его разума, сил сопротивляться не было, использовать способности Иного его лишили еще в доме, что там было применено он не знал, но чувствовал себя опустошенным до дна. Бетонные застенки тюрьмы были непроницаемы, подпитываться было не чем, даже палачи, что профессионально избивали его были невозмутимы и холодны, они не испытывали эмоций, они были на работе. Где он находился и сколько прошло времени после его похищения он тоже не знал. Может быть в Триполи, может быть в Гуантанамо, может и в Европе. Все равно. Снова его поведут на допрос.
Допросная. Бетонный мешок больших размеров чем его камера, ни окон, ни решеток, стены экранированны и непроницаемы даже в сумраке. Одна дверь с кодовым замком, стол с лампой посередине, за столом европеец в костюме. За спиной два охранника-палача, непроницаемые и исполнительные как механизмы. По приказу отобьют тебе почку, по приказу — поцелуют и принесут тебе кофе. При этом испытают столько же эмоций, то есть нисколько. Все - обычные люди, представляют собой какую-то спецслужбу, в равной степени могут быть как из ЦРУ, так и из АНБ. Но за ними проглядывается и сила гораздо могущественнее. На всем стоит магическая защита, все экранировано на многие слои сумрака, куда невозможно зайти. Вокруг следователя радужно подрагивает едва видимая универсальная защита поставленная кем-то иным весьма искусно. Все меры предосторожности предприняты, будь он наполнен силой и попытайся метать во все стороны огненные шары он не добился бы ничего. Этих стен покинуть невозможно даже для великих Иных.
Избитый и сломленный голый старик стоит в свете круга лампы перед письменным столом. Следователь скучным голосом начинает произносить ежедневный список вопросов, имя, год рождения, сторона силы (как никакая? Удар сзади), вероисповедование, признаете ли вы нарушение Великого Договора (не признаете. Удар сзади), где спрятано имущество и артефакты упраздненных вами ливийских дозоров?, оказывали ли вы режиму Каддафи незарегистрированные услуги магического действия?, какие именно?, известно ли что-нибудь об оружии массового уничтожения?, местах хранения?... Список вопросов шаблонен, ежедневно меняется лишь их порядок. Ответы не интересуют, для мучителей важен лишь сам процесс. Когда на все вопросы он ответит так как они хотят, то работа будет сделана. Следы на полу и в коридоре показывают, что работа стоит на потоке. Видимо охота за иными Джамахирии развернута тотальная, все проходят столько циклов сколько выдержат, что их ждет потом сложно представить. Или сотрудничество с новой властью, или сумрак. Мир не потерпел последнего государства не подвластного Дозорам и Инквизиции. И его лично никогда не простят, за то что вслед за королем Идрисом он выкинул из Ливии и структуры Иных.
Очередной удар сзади вернул его к реальности, ответ на какой-то незначительный вопрос он пропустил, предавшись воспоминаниям. И скрипнув зубами старик сверкнул очами и послал всех к Иблису. Удары сзади посыпались с двух сторон, повалили его на пол, но одно неуловимое событие он заметил. Его неожиданное сопротивление вызвало мимолетный испуг у следователя, легкая реакция замешательства, тончайшее возмущение мирового эфира. Этого было достаточно чтобы скрючившись под градом ударов он как голодный зверь втянул эту струйку темных эмоций. И когда он вставал он уже знал что будет делать. Медленно подняв лицо на следователя, он улыбался самой жуткой своей улыбкой на которую был еще способен. «Кяфир, я вас больше не боюсь» неожиданно сильным голосом произнес он. Да, сил не было ни на какой магический удар, сил бы не хватило даже на самолечение полученных ссадин и трещавших ребер. Но путь был верен, следователь изумленно привстал из-за стола и несмотря на наложенные охранные заклинания от него пахнуло страхом, он сомневался! Перед ним избитый и давно списанный старик превозмогая боль смеется ему в лицо с чувством превосходства. Что же он может, этот непонятный старый колдун?
- Кяфир, ты обезопасился от всего. Твои хозяева учли все, и пулю, и огонь и любое нападение для тебя нестрашны. Так закрываются от угроз великие Иные. Но ты — всего лишь человек. И тебе надо дышать. - сказав это Юсуф втянул всю темную энергию страха излучаемого людьми в комнате, закрыл глаза и уже не обращая внимания на боль в теле, выплеснул свое самое жуткое воспоминание в жизни. То, что преследовало его всеми темными ночами, момент его инициации так похожей на саму смерть. Волны желтоватого дыма заполнили тесный бетонный мешок, крики и кашель хрипящих людей его кошмара слились с хрипами задыхающихся палачей. Открыв глаза он увидел царапающего пол у письменного стола следователя и отпихивающих друг друга от двери обезумевших охранников. Старик лег на пол и вдохнул всей грудью ядовитый газ с улыбкой. Все должно было закончиться тем вечером 22 апреля 1915 года под Ипром. Все там и закончится. Аллах милостивый и милосердный, прими душу юного Юсуфа. Спасибо.
Последний раз редактировалось: Lodos (Вс Сен 16, 2012 10:23 pm), всего редактировалось 1 раз |
|
Профиль
Войти и проверить личные сообщения
FAQ
Поиск
Группы 
Вход 
Сталк, прими мои поздравления, ты мастер... пиши ещё, буду рада насладиться твоим творчеством!! Возьми мну в ученицы))) 