Восточные сказки (Жан Галуа)

[Lodos]

Где-то на Ближнем Востоке.
Примерно четыре тысячи лет назад.

Молодой загорелый человек в халате и чалме стоял в отдалении от пестрого шатра и под палящими лучами пустынного солнца неспешно варил в джезве какое-то варево. Некоторое время спустя он удовлетворенно кивнул, посмотрев на бурлящую в медной емкости жижу, и, улыбнувшись своим мыслям, пошел в сторону шатра.
В шатре, который снаружи казался куда как меньшим, чем если его оглядывать изнутри, на низком диване среди пестрых подушек возлежал пожилой мужчина с потемневшей от времени и загара кожей, и, задумчиво поглаживая белоснежную бороду, неспешно посасывал трубку кальяна.
- Ну что, о, нерадивый ученик мой, продвинулся ли ты хоть на шаг в своих исследованиях? – Обратился к вошедшему старик.
- Да, о, несравненнейший учитель мой, Ашраф-ибн-Казим, да продлятся дни твои. Нездоровилось мне по причине того, что в мою еду каким-то неведомым образом, не иначе как шайтан посмеялся, попал отвар из кожи болотной гадюки с водяным каштаном. Сегодня с утра я выпил настойку черного лотоса с омелой и папоротником, и хворь пропала. – С легким полупоклоном ответил вошедший.
- Ты умен, но достаточно ли? Распознавать яды по их проявлениям ты научился. Но яды могут не иметь вкуса. Более того, яды могут быть заговорены в Тени, и ты не почувствуешь их вкуса. Научился ли ты заглядывать в Тень, о, воплощение лени и глупости?
- Да, о, мудрейший учитель мой, Ашраф-ибн-Казим, да воссияет мудрость твоя. Именно в Тени я делал для себя противоядие. – Смиренным голосом произнес ученик.
- Что ж, этот урок ты усвоил, но долго, слишком долго я тебя этому учил, о, потомок улитки и черепахи.
- Да просияет мудрость твоя, о, терпеливейший из учителей, и да поможет она мне приобщиться к тайным знаниям…
- А что это ты сварил? – Недовольным тоном перебил ученика Ашраф.
- Болезнь слишком сильно подточила мои силы, о, внимательнейший из учителей, поэтому я попытался для себя сварить зелье, восполняющее силы и дающее бодрость.
- Да? Ну, учти – я тебе такого задания не давал, поэтому смотреть, что у тебя там получилось, самонадеянный ты верблюд, я не буду. Если свалишься от своей бурды – я тебя брошу здесь в пустыне, а сам с караваном пойду дальше.
- Да, о, заботливейший из учителей. – Ответил ученик с легким полупоклоном, призванным скрыть появившуюся на миг в уголке рта усмешку.
- Не стой столбом, уже полдень, а ты все еще не принес ни халвы, ни воды. Поторапливайся, мне не нужны нерасторопные ученики.
Юноша поспешно вышел из шатра и направился к стоявшим у пальмы верблюдам. Коротко переговорив с погонщиком и вытащив все потребное из вьюков, он поспешно вернулся к шатру, неся в руках, помимо джезвы, широкое блюдо с рассыпчатой халвой и кувшин с прохладной родниковой водой. Зайдя в шатер, юноша аккуратно поставил блюдо и кувшин возле дивана, где возлежал Ашраф.
- Хафар, ученик мой, ты, наверное, утомился под жарким солнцем. Возьми себе кусок халвы и выпей глоток воды. – Неожиданно дружелюбно предложил старик.
- Да продлит небо дни твои вечно, о, заботливейший из учителей! – Привычно ответил юноша и не менее привычно попробовал все, стоящее возле дивана.
- А теперь не мешай мне принимать пищу, ученик мой. Иди, сядь у дальней стены шатра.
Юноша неспешно отошел к дальней стене шатра, где лежал его «трон» - набитый верблюжьим пометом вьюк, и, сев на него, стал мелкими глотками пить варево из джезвы. Старик, сделав глоток из какой-то склянки, извлеченной из одной из многочисленных складок широкого халата, полных больших и маленьких, тайных и явных карманов, с жадностью начал есть халву, запивая ее водой. Хафар тем временем с нескрываемой злобой смотрел на мерзкого старика, что вот уже семь лет издевался над ним всеми доступными способами. Юноша даже не смог сдержать торжествующего восклицания, когда Ашраф неожиданно для самого себя создал фаербол, опалив свою тщательно лелеемую бороду.
- Чем ты меня опоил, мерзкий шакал?! – Вскричал старый маг, изливая во все стороны свою магическую силу, облаченную в самые простые стихийные заклинания.
- О чем вы говорите, о, мерзейший учитель мой? Вам нехорошо, о, порождение шакала и гиены? Разве я не ел ту же халву и не пил ту же воду, о, ничтожнейший из магов? О, боги! Может я вместо воды случайно принес недавно сваренный мною смертельный яд без вкуса, цвета и запаха. Неужели от него не помогло ваше универсальное противоядие, которым вы, о, скудоумнейший учитель мой, так гордитесь? Зелье у меня в джезве могло бы спасти Вас, но… - Тут Хафар допил последнюю каплю из джезвы. – Оно, увы, закончилось.
- Ах ты, мерзкий шакал… - Ссыхающимися губами прошептал умирающий маг.
- Запомни, пыль под моими ногами, пока ты еще можешь что-то помнить, я для тебя теперь не ученик, а великий Хафар-ибн-Фарид, превзошедший своего, так некстати умершего, учителя…
- Будь ты проклят…
- Тебе не хватит сил, чтобы наслать на меня даже самое слабое проклятие. Тень не послушает тебя. Она скоро заберет тебя себе, так что радуйся обычной человеческой жизни. Пока можешь, конечно…
Когда верблюды были навьючены тканью шатра и его содержимым, на песке под палящим солнцем все еще лежал страдающий от страшных болей кашляющий кровью старик. Когда последний из верблюдов каравана двинулся прочь от пальм, только полузасыпанный песком халат напоминал о том, что здесь останавливался караван.

Франция. Париж. Бастилия.
Апрель 1763 года.

- Познакомьтесь, господа – мой ученик, Жан. Жан, заходи.
Из-за портьеры, прикрывавшей потайную дверь в стене, появился зрелого возраста мужчина, который явно не привык надевать камзол. С некоторой оторопью он оглядывал помещение.
- Что, сударь, не ожидали такой роскоши в застенках Бастилии? А зря, зря… В Бастилии, знаете ли, очень толстые стены. А когда в каком-то укрепленном здании толстые стены –семь к одному, что в этих стенах кипит несколько другая, а порой и весьма даже Иная жизнь, чем в остальных помещениях. – Раздалось несколько вежливых смешков от оценивших каламбур.
- Присаживайся, Жан. Бастилия для нас, пожалуй, самое удачное место. Во-первых, никто здесь не додумается нас искать, во-вторых, здесь всегда есть подопытные для наших экспериментов – бедняги, они так часто умирают от невыносимых условий содержания или болезней – а, в-третьих, в этих стенах мы можем выдержать практически любую атаку, ну разве что на нас ополчится вся Инквизиция… - Окончание фразы потонуло в дружном хохоте собравшихся.
После того, как присутствующие отсмеялись, немолодой ведьмак, взявший на себя обязанности учителя недавно вступившего на Иную стезю Жана, произнес:
- Жан, послушай пока что наши разговоры, попытайся вникнуть в суть того, чем мы здесь занимаемся, а после я тебе отдельно все объясню.
Убедившись, что ученик покорно сел на стул возле стены, говоривший продолжил:
- Итак, господа, с моим новым учеником я вас познакомил, а теперь прошу доложить ваши соображения по поводу попавших к нам недавно записей некоего Хафара…

Франция. Париж. Бастилия.
Сентябрь 1787 года.

- Господа, у меня для вас есть крайне неприятное известие. Жан, поправишь меня, если что вдруг не так. Приступаю. Не далее, как вчера, ко мне приходил представитель Инквизиции. Что само по себе, конечно не страшно. Неприятность заключается в том, что Инквизиция, ознакомившись с предоставленной нами им копией записей Хафара, признала сию рукопись, цитирую: «Книгой, содержащей информацию, само существование которой ставит под угрозу сложившееся Равновесие». Под предлогом соблюдения пресловутого Равновесия записи Хафара у меня изъяли.
- По-моему Инквизиторы попросту ленивые трусы. – Раздался голос сбоку от выступающего.
- Да, Жан? Почему ты так думаешь?
- Все очень просто, учитель. Для того, чтобы понять, как сварить противоядие, нужно знать как работает яд. Изготовление противоядия всегда требует больше усилий, чем изготовление яда. Я считаю, что Инквизиция, во-первых, ленится разбираться в записях Хафара, во-вторых, опасается, что мы разбираемся в вопросе лучше, чем они, и, наконец, в-третьих, они заранее ленятся думать над составлением противоядия в случае, если мы все-таки восстановим рецепт. Гораздо проще запрещать все непонятное, чем искать пути преодоления опасности. Инквизиторы попросту ленивые трусы.
- Смелое заявление. Но наш разговор сейчас не об этом. Итак, господа, записи Хафара у нас отобрали, но наши собственные записи пока что у нас. Подведем итог: зелье Хафара вызывает быструю и мучительную смерть любого живого объекта, это раз, противоядие является противоядием только если его изготовил тот же Иной, что сварил яд, это два, мы пока что так и не восстановили рецепт, это три. У нас практически нет подопытного материала, так как Бастилия уже достаточно давно практически пустует. Друг на друге проверять рецепт мы, увы, не можем.
- Почему не можем, сударь? Ведь если сварить вместе с зельем противоядие, то при первых же признаках правильного действия мы можем дать противоядие, и никто из своих не пострадает.
- Не можем мы потому, Франк, что Инквизитор сообщил мне еще один неприятный факт. Мы, к сожалению, взяты на заметку как потенциальные нарушители Договора. Так что если в Бастилии будет зарегистрирован магический выплеск больший, чем необходим для варки зелья, то суда сразу явится отряд Инквизиторов. А они, я думаю, нас по головке за варку запрещенного зелья не погладят. Напоминаю, что у Иных прием зелья Хафара вызывает неконтролируемую растрату энергии. Все нюансы ясны? Если вопросов нет, то предлагаю вернуться к исследованиям.

Франция. Париж. Бастилия.
5 июля 1789 года.

- Жан, принеси мне склянку зелья, что кипит сейчас в котелке.
- Учитель, на ком Вы собираетесь пробовать зелье?
- На тебе, конечно же! Шучу. Я опасаюсь визита Инквизиции, поэтому пробовать буду на себе. Что ты уставился на меня, как баран на новые ворота? Если зелье выпью я, то я могу почувствовать, когда стоит принять противоядие. Если его выпьешь ты, то момент может быть упущен, и к нам припрутся Инквизиторы. Да, они сейчас заняты с народными волнениями, в которых среди простого люда участвуют и Иные, которым в жизни не хватает острых ощущений. Но я не хочу, чтобы кто-нибудь из Серых заглянул к нам на огонек.
Раздались звуки шагов, и в лабораторию вошел ни капли не изменившийся внешне, разве что научившийся носить камзол, мужчина средних лет. Подойдя к котелку с кипящей жидкостью, он оглянулся и, убедившись, что никто за ним не следует, взял с полки кувшин.
- Пару капель обычной родниковой воды, а какой эффект… - Произнес он, плеская немного воды в котел.
Проведя эту манипуляцию, Жан выждал пару минут, после чего наполнил склянку горячей жидкостью и отнес в комнату к своему учителю.
Через несколько минут раздался радостный возглас:
- Действует! Жан, оно действует. Я чувствую это… - Радостные ноты в голосе сменились испугом. – А противоядие не действует. Жан, ставь сферу отчуждения – чем позже Инквизиция узнает о произошедшем, тем лучше…
- Поздно. Инквизиция уже знает о произошедшем. – Раздался спокойный властный голос. – Сдайте, пожалуйста, все запасы зелья Хафара. Завтра вам надлежит явиться на Трибунал. Не только Вам, Пьер. Всему вашему сообществу Темных ведьмаков. Суд рассмотрит степень вины каждого из вас в нарушении прямого приказа Инквизиции.

Франция. Париж. Бастилия
14 июля 1789 года.

- Жан, я умираю… Скажи, Инквизиторы не прорвали нашу оборону? Я успею умереть сам, а не по приговору Инквизиции.
- Успеешь, Пьер. Успеешь. Хотя для тебя уже нет разницы. Хочешь, я расскажу, почему противоядие не подействовало? Хочешь? Не смотри на меня с укором – ты не сможешь мне ответить. Противоядие не подействовало потому, что варил его ты. А зелье Хафара мы сварили вместе. Да-да, вместе. Пара капель воды на самой последней стадии варки зелья не изменит его свойств, кроме одного – теперь оно сварено не только тобой. Так что лежи, умирай. Ты слишком надеялся на то, что Инквизиция не сможет обуздать народный гнев – так знай же – Бастилию сейчас штурмуют не только они. Весь Париж штурмует Бастилию, как символ произвола королей. Умная это мысль, не находишь – не подавлять народный гнев, а направить его в нужное русло. Мне вас всех немножко жаль. Вас развоплотят Инквизиторы, а жаждущий справедливости народ будет выводить из Бастилии несправедливо заключенных. Всех семерых. Да-да, семерых, не шестерых – ты не ослышался. А что до меня – ты хочешь узнать, как я выберусь, чтобы меня не засекли Серые? Легко. Вы, дорогие мои ведьмаки, слишком заигрались в великих и мудрых. Вы себе не можете представить и минуты без ваших зелий и заклинаний. А я… А что я – глупый и неспособный ученик… Я уж лучше на какое-то время лишусь Силы, которую потихоньку восстановлю, зато сохраню Знание, которое смогу потом использовать. Лучше быть живым, но без сил, чем умирать, осознавая, что стоял на пороге великого открытия. Как я уйду, не применив заклинание личины? О, тут все просто – немного грима, немного лохмотьев – и я давний сиделец. Вас развоплотят и вы так и останетесь на пороге, перед дверью, которую захлопнет Инквизиция. А я проскользну в щелку у косяка. О, я слышу шум в коридорах. Бастилия взята. Так пусть же революционеры откроют на одну камеру больше, чем собирались, прощай. – Выпустивший всю до последней капли Силу на погребальный костер для своего бывшего учителя, Жан через потайную дверь прошел в одну из пустующих камер.
- Долой монархию! Свобода! Равенство! Братство! – Доносилось из коридора.
- Свобода! Братцы, вы пришли освободить нас? – Нарочито слабым голосом из-за решетки простонал Жан.
- Да! Отныне ты свободен! – Звеня ключами прокричал один из революционеров.
Выйдя из камеры, Жан прикрыл глаза, якобы защищая их от непривычного яркого света, и моментально взмок, увидев в толпе одного из виденных когда-то Инквизиторов. Инквизитор внимательно посмотрел на Жана. «Я раскрыт…» - с горечью подумал Жан. Через некоторое время Жан заметил, что Инквизитор потерял к нему интерес. «Он же должен был меня просканировать… Он же…». И тут до Жана дошел смысл только что произошедшего. Он не почувствовал непосредственного воздействия, которое Инквизитор просто не мог не применить на выходящего из Бастилии. Если бы Жану хотя бы пару лет назад сказали, что он будет так радоваться тому, что лишен Силы, он бы в лучшем случае рассмеялся в лицо такому глупцу. А сейчас…
- Свобода! Свобода! – Абсолютно искренне кричал Жан, обнимая каждого, кто попадался под руку. – Свобода! – Проорал он в восторге прямо в лицо ошалевшему от царившего вокруг шума Инквизитору.

Россия. Москва.
Наши дни.

Погожим весенним деньком по улице прогуливался мужчина средних лет, одетый разве что немного старомодно, но нынче в моду опять входит винтаж.
«Нет абсолютно ничего странного в том, что во время войн люди умирали пачками не только от ран, но и от болезней. Никто не вспомнит сейчас об операции по взятию Бастилии, на которую, к тому же, Инквизиция повесила гриф «Секретно». Все будет хорошо. Да, рецепт запрещен, но никто не найдет его у меня в голове. Осталось только проверить…»
Случайный прохожий мог бы обратить внимание на то, что мужчины в старомодной одежде на улице нет. Прохожий бы решил, что этот странный субъект зашел в какой-нибудь магазин, которых в Москве теперь, как грязи. Случайные прохожие вообще редко знают о Сумраке.
А вот одному случайному Светлому не повезло. Потому что какой-то странный Темный, весело осклабившись и произнеся непонятную фразу «Привет от Хафара!», плеснул в него водой из какой-то склянки. Светлый, почувствовав накатившую слабость, кашлянул, поплотнее закутался в шарф, и решил не ввязываться в бесполезный конфликт.
В это время Темный с восторгом наблюдал за происходящим через Сумрак. «Аура потускнела – значит, часть энергии потеряна. На вся, конечно, да и без спецэффектов, но потеряна же… Заболел еще. Причем внезапно. Все сильнее должно быть, но ведь все сходится. Значит я помню. Помню!»
Случайный прохожий, если бы он все-таки был, мог бы еще раз увидеть странного незнакомца в старомодной одежде. Только теперь незнакомец вызвал бы больше симпатии. Симпатия всегда невольно возникает, когда на лице случайно встреченного человека видно выражение искреннего счастья.

[Всеслав-Чародей]

По моему скромному мнению, лучшая из представленных работ.
_________________
А что сделал ТЫ, чтобы не заскучать в Дозорах?
Зверю: Не будь мясником, будь бойцом.
Уважай противника, который храбро бьётся.

[Иллериэн]

Понравилось. Автору *громкие аплодисменты, переходящие в овации*
Поздравления с творческим успехом!
_________________
У черного входа на улице
Судачат о жизни и бабах
Убитый Тибальдом Меркуцио
С убитым Ромео Тибальдом

[Dreamer_Katrine]

Очень понравилось.
_________________
I`m just a dreamer...

Кай говорит: дримка - беспринципная перекраска *громко захохотал*

[Night_One]

Понравилось очень!
Единственное, что не порадовало - местами в одном и том же абзаце одни и те же слова повторяются слишком часто. А так - замечательно)
_________________
Любишь меня – люби мою собаку. Связь между человеком и собакой может исчезнуть только с жизнью… Э. Сетон-Томпсон