Oslyablya
Мастер Пера.
Зарегистрирован: 02.10.2005
Сообщения: 1181
Откуда: МинскЗамечания: 3
|
 Добавлено: Вт Окт 26, 2010 9:48 pm Заголовок сообщения: Последний кошмар |
 |
|
Последний кошмар
Пролог
Непогода сходу оккупировала Москву. Еще сутки назад золотая осень безраздельно царила над городом, но словно по чьей-то злой воле все резко переменилось. Солнце скрылось за черными тучами. Опустившаяся с неба бездна скрыла верхнюю часть Останкинской башни, взбаламутила спокойные воды Москвы-реки, холодным дождем согнала с улиц яркие краски. Вмиг опустели улочки, дворики, пруды.…
….В мрачной тишине по Тверской в сторону Кремля шел странный старик. Коренастый, очень крепкий, гладковыбритый. Челюсть у него – как кувалда, мощные, словно у кузнеца, плечи, а зубы крепкие, без изъяна. Шел он четким, читай строевым, шагом, что-то думал и бормотал невнятно. Было в глазах старика нечто настолько замогильное и странное, что было невозможно выдержать его прямой взгляд. «Цок-цок-цок» – звенели кованые сапоги. «Тук-тук-тук» – стучала по камням его трость. Казалось, что этот человек в старости ищет здесь то, что потерял еще в молодости. Ошибка, впрочем, начиналась уже со слова “человек”...
Старые раны
“Столько лет спустя снова в Москве”, – размышлял бывший глава отделения Дневного Дозора захолустного полесского городка Столин Иной третьего уровня Якуб Ялинский. – Вопреки всему и навстречу судьбе. Даже не верится”. Старый оборотень напрочь игнорировал мерзкую морось, редких прохожих, которые, завидев его за добрую сотню шагов, сворачивали с дороги. Даже стажер Ночного Дозора, с унылым видом жевавший гамбургер, нервно полез за мобильником. Зверь думал о смерти — о долгой мучительной смерти он успел узнать все, что можно и что нельзя. Он шагнул из света в темноту, из тепла — в холодный туман. Дымка обтекала его, словно нащупывая слабое место, чтобы сквозь толстый плащ проникнуть к старым ранам.
Ему вновь стало холодно. Он почувствовал леденящее прикосновение Сумрака, поднял голову. Нет. Не то. Как всегда. Почти как в тот роковой день. Пора бы привыкнуть...
Случилось это совсем просто и неожиданно. После раннего обеда захудалая шляхтянка Олеся Макейчик пошла в лес по грибы, да и закружилась. Она туда, она сюда, да ну кричать, звать на помощь, никак не может выйти на тропинку. Уж не лесной хозяин, сам леший скрыл тропу, утыкал ее ёлками, не найти... Должно быть далёко зашла, вся измучилась, последних силёнок лишилась, села на пенёк, заплакала. Стали чудиться ей волки, вот набегут и задерут её. Нечисти девушка не боялась, от нее крест да молитва спасут. А вот лесного зверя страшно.
Она подхватила корзинку и, вытаращив глаза, неведомо куда побежала по лесу. Бежала, и, слава тебе, господи, - наткнулась на желанную тропинку. Тем временем солнце село. В какую же сторону теперь? Влево. Бежит, кричит: "Эй, эй!.. Я здесь!" Вдруг речка, девушка стала перебираться по лесине, нечаянно сорвалась и бултых в воду. А вода ключевая, холодная, сразу обожгла разгорячившуюся на бегу Олесю. Девушка едва выползла на берег, вся мокрая, и почувствовала резкую боль в ноге. Она приподнялась, прошла два-три шага и снова упала на землю. Больно. Ну, так, что ступить нельзя. Она прилегла и застонала. И взглянула на небо, прося у Бога помощи.
- Миленький, уж ты постарайся, исцели ножку...
Ночь была холодной. Олеся не могла согреться, промокла до нитки и вся продрогла. Её трясло. Она вскакивала, пробовала идти, но от нестерпимой боли в ноге снова падала, и плакала, и кричала на весь лес. Вот голову стала обносить дрёма, девушка, похныкивая, впадала в забытье. Какая-то несуразица грезилась, будто любимый Якуб стаю волков саблей рубит, прокладывает путь, а возле нее волшебник сидит. С зелёной рожей, синими усами, колдовскую трубку курит, сам песню на три голоса поёт. И огоньки... всё огоньки... много огоньков.
- Олеееесссяяя!..
- Здеся!.. - отзывается вместо нее маг и крутит, крутит над своей вихрастой головой волшебной трубкой. И вот с факелами подлетает челядь. Якуб Ялинский срывает с неё мокрый сарафан, пеленает девушку, как куклу, в свой сухой кунтуш, берёт её в седло, говорит ей:
- Коханку моя!.. Вот где ты...
Она уж и слова не может вымолвить, впрочем, сказала: грибки не забудь... - Её била лихорадка, она больше ничего не помнит, ну словно бы провалилась сквозь землю.
Проходил день за днём. Больная не поправлялась. Лицо у неё восковое, кости да кожа, нос заострился. Дыхание прерывистое, взахлёб. Через два дня ее не стало....
....Вся в цветах, покойница лежала в гробу. В её руке лазоревый цветик. И никому не хотелось верить, что молодая девушка неожиданно ушла из жизни, что навсегда скроется в могиле. Останется лишь одно воспоминание, но и оно, как ночной туман, развеется.
Цветы... Много цветов... Гроб от самой земли засыпан полевыми цветами. И солнце, яркое, всё ещё горячее. Оно согревало своими лучами восковое похолодевшее лицо мертвеца, восковую исхудавшую руку. И вот, побелевшие губы девушки как будто чуть-чуть заулыбались. Нет, нет... Кровь в её жилах навсегда остановилась, и улыбка на устах - обман.
Люди плакали. И не оттого только плакали, что жаль было девушку, а плакали потому, что вот пришла какая-то вещая минута и все, все до одного, опустились на колени. И душевные родники сами собой у всех разверзлись... Что-то будет, какая судьба-участь ждёт каждого?! И лишь несчастный жених не проронил ни слезинки, мертвым невидящим взглядом уставившись в пространство перед собой….
…. Над Красной площадью возникла огромная воронка. Подобно водовороту всасывала в себя Силу: и Светлую, и Темную. Сверкающие линии сплошным потоком хлестали сквозь гигантский водоворот к самим основам мироздания. Как будто кто-то пытался аккумулировать в себя весь окружающий мир. Оборотень шагнул на первый Слой. Вдруг причудливые линии сплелись в странную фигуру - оскалившуюся тыкву. Серебряный набалдашник трости – подарок великой ведьмы – начал светиться. Стало пусто, темно и очень холодно. Да, темно….
Лихой рысак мчит по лесной дороге через тьму и начавшуюся непогоду. Ветер идет накатом: подует, приостановится и опять ударит. Сердце юного гусара Якуба Ялинского радо: Речь Посполитая разгромила восточного врага, этих гнусавых леших, сиволапое быдло. Ах, дьяволы, пся крев!.. Он им покажет нового царя, Владислава Первого!..
Погода разбушевалась не на шутку. Густой лес задвигал плечами, зашумел. Ветер слепил глаза, затруднял дыхание. Конь спотыкался, воротил морду от ветра, всхрапывал. Лес гудел сплошным, беспрерывным, всё нарастающим гулом. Фу ты, напасть!..
Ехал юноша, ехал и вдруг увидел: справа от дороги мутнеет какое-то расплывчатое белёсое пятно. Не иначе, беглец. В густом лесу было тише, чем на дороге, и костёр вдали обозначился более явственно. Не так далеко. Якуб осмотрелся, выбрал приметную кривую сосну, привязал к сосне коня.
- Стой-ка тут, а то мешать будешь, сказал человек и, вынув сложенный кольцами аркан с петлёй на конце, направился в обход костра. Вот подкрадётся и набросит на злыдня петлю.
Он шёл осторожно, чтоб не трещали под ногами сучья. Не успел пройти и сотню шагов, как раздался резкий хряст. Юноша вздрогнул и метнулся прочь. Поздно! Медведь рявкнул, встал на дыбы и, пыхтя, двинулся на человека. Всхрапывала, била задом почуявшая зверя лошадь. Овладев собой, гусар побежал к коню: там у него остался пистолет. Однако медведь, бросившись за ним, ударил его лапой, свалил на землю и насел на него.
Вступив в единоборство с мишкой, Якуб орал как оглашенный. Рявкал и медведь. Юноша был одет плотно, в панцире, шлеме, в овчинных штанах, в высоких сапогах плюс был увёртлив и силён. А медведь, по счастью, попался не из матёрых, но всё же сильно тискал человека и плевал ему в лицо, обдавая горячим, как из печки, дыханием. Ялинский, пряча от зверя голову, старался выхватить из-за пояса нож, но ему это не удавалось: медведь прижал его к земле как раз левым боком, где был нож... Стремясь выползти из-под мишки, сбросить его с себя, он всячески извивался, сучил ногами, взрывая плотный мох... Но вот острый нож в его руке. Однако не хватило размаха. Резким толчком поляк ткнул медведя в брюхо и рванулся. Тот рявкнул, вскочил на все четыре лапы и снова насел на человека. Тут прозвенел чей-то осатанелый голос:
- Бей его! - и спасительный топор ударил медведя по черепу.
Зверь бросил свою жертву и, яростно скакнув к вновь появившемуся врагу, навалился на него. Вскочивший юноша кинулся на выручку и сильным взмахом всадил нож меж лопатками зверя. Медведь охнул, бросил человека с топором, мгновенно подмял под себя Ялинского и, кровожадно зарычав, впился ему в плечо предсмертной хваткой.
- Ой-ой-ой! - завопил гусар от нестерпимой боли. Но подоспевший человек с размаху рубанул топором зверя по загривку. Мишка захрипел, рухнул набок и стих. Измученные, потрясённые, два человека дышали надсадно, с хрипом. Им казалось, что вот-вот от напряжения сердца их разорвутся. И вот они через ночную темень вгляделись друг в друга, и оба сразу вскричали: - Лях!
Москаль!
Два врага вдруг испугались своих голосов и опешили. Непостижимая встреча поразила их.
- Спасибо. От смерти спас ты меня! - задыхаясь, через силу, сказал лях.
- Не больно-то благодари, - набираясь силы, буркнул мужик. В нём поднялась давно копившаяся ненависть. Ялинский попятился от врага, который был страшнее ему зверя.
- Быдло! - выругался юноша. - Хоть ты и спас меня, а быдло!..
- Кабы ведал я, что ты лях, так тебя бы стукнул, - и мужик, угрожающе надвигаясь, выхватил топор.
Юноша оробел. Боясь повернуться к мужику спиной, он напряжённо следил за всяким его движением. Допятясь до истекавшего кровью медведя, гусар проворно нагнулся и выхватил застрявший в звериной туше нож. Мужик замахнулся топором с правого плеча и заорал:
- А ну стой на месте!
"Убьёт!.. С ножом против топора не устоять", - совсем испугался Якуб и пустился бежать. Ветер почти затих. На фоне темного леса чернели силуэты гнавшихся один за другим людей. Лях прытко поспешил к кривой сосне - но неизвестно, куда запропастился конь!
- Стой, нечистый дух, стой! - голосил мужик.
- Геть с дороги... Убью! - гремел гулким басом озверевший поляк. Он приостановился и засверкал ножом, но, струсив поднятого топора, спрятался за дерево.
Это был спасительный, в два обхвата, дуб. Тяжело дыша и ругаясь, враги кружились возле него. Только и слышались хруст валежника да безумные выкрики: "Забью! Убью! Пся крев! Молись, нечистая сила!"
Увёртливо кружась под защитой дерева то в ту, то в эту сторону, Якуб вспомнил о висевшем у него за поясом аркане и стал выискивать случай перехитрить ретивого врага. Вдруг петля свистнула и опутала москаля. Гусар рванул аркан, мужик упал, лях навалился на него. Завязалась схватка. Враги хрипели, перекатывались один через другого. Силы мужика ослабевали, юноша тоже изнемогал. Но вот он сделал последнее усилие и оседлал врага.
- Только и жить тебе, клятый! - с зубовным скрежетом торжествующе выдохнул Ялинский и, зажав в горсть острый нож, замахнулся им….
…. Ночной Дозор! Стой, бегом из Сумрака! Погибнешь, дурак!
Жалкие вопли ничего не знающей в этой жизни мелкоты, у которой еще и молоко-то на губах обсохнуть не успело, проходили мимо сознания старого оборотня. Его интересовал лишь тихий шепот старой ведьмы, доносящийся из набалдашника трости.
- Помни. В твоей груди есть уголок, чистый, как лед на горной вершине, холодной и далекой. Найди ту вершину и посмотри внутрь себя. Сожми страх в кулак и взгляни на него. Узнай его так, как можешь только ты, ибо он твой и он прекрасен.
Тень произносила слова, и они превращались в истину. Из далекого, ледяного убежища, где, как это ни странно, было жарче, чем в русской бане, эмоциями управлять оказалось значительно легче. Ощущения обострились, но больше не затуманивали голову. Оборотень выпрямился во весь рост, но смотрел он не на Собор, не на темневший справа Кремль. Его взгляд был обращен внутрь себя. Новыми глазами взглянул он на ужас, который неотступно следовал за ним всю его жизнь. И шагнул на второй слой….
Гусарские хоругви вновь ринулись на прорыв – тщетно. Пушечная дробь московитских орудий разрывала тела людей и лошадей до позвоночника. Следующие бросились через них – вновь клочья тела и окровавленные волосы. Брошенный Ходкевичем польский гарнизон был крепко заперт в кремлевской твердыне.
Когда отчаяние осажденных несколько улеглось, они подсчитали, сколько у них осталось съестных припасов. Не более чем на четыре дня. Пришлось зарезать всех уцелевших лошадей. Но вечером пятого дня голод усилился; они стали грызть перевязи мечей и маленькие губки, окаймлявшие их шлемы изнутри. Все страшно отощали, кожа солдат покрылась синеватыми пятнами. Вечером девятого дня умерло трое. Их спутники в испуге убежали. Тела остались лежать на земле.
Тогда вокруг них медленно стали бродить татары. Они привыкли к жизни в пустыне и не почитавшие никакого бога. Наконец, старший из них сделал знак; наклонясь к трупам, они стали вырезать ножами полосы мяса и, сидя на корточках, ели мертвечину. Другие, глядя на них, кричали от ужаса; многие, однако, в глубине души завидовали...
Среди ночи несколько человек подошли к ордынцам и, скрывая, как им этого хочется, попросили дать лишь маленький кусочек, по их словам - только, чтобы попробовать. Более смелые последовали за ними, число их увеличивалось, и вскоре собралась целая толпа. Но почти все, почувствовав на губах вкус мертвечины, опустили руки; некоторые же ели с наслаждением. Они жарили на углях куски мяса, насаженные на острие копья, посыпали их вместо соли пылью и дрались из-за лучших кусков.
Тут вспомнили о московитах, о пленниках, взятых при последней вылазке. Их заперли в одном из закутков Собора Василия Блаженного. И как только кто-нибудь шатался от слабости, все кричали, что он погиб и должен служить спасению других. Умирающие, притворяясь сильными, пытались протягивать руки, подниматься, смеяться. Лишившиеся чувств просыпались от прикосновения зазубренного лезвия, которым отпиливали у них части тела. Каждый день убивали по несколько человек.
Вскоре пленники практически закончились. Новоназначенный гусарский поручик Якуб Ялинский спустился в подклеть, чтобы вывести последнего – молодую девушку лет шестнадцати. Та, предвидя цель визита страшного гостя, закричала, забилась, царапая безмолвные стены. Вдруг земля под пленницей разверзлась, та с криком рухнула вниз. Поляк, не раздумывая, рванул следом.
Короткий переход, вниз по полуразрушенной винтовой лестнице, а оттуда в темный туннель, мрак которого едва рассеивала фосфоресцирующая плесень на стенах. Ужас гнал девушку вперед с максимальной скоростью, которую могли развить ее ноги, поляк не отставал ни на шаг.
Беда пришла сверху. На девушку свалилась сеть с мелкими ячейками. Самоуверенному поляку достался мощный удар сзади по голове. Шлем спас от тяжелого увечья, однако юношу резко качнуло в сторону, а обмякшие ноги не смогли удержать тело в вертикальном положении.
Якуб моргнул, успев заметить призрачный зеленоватый свет. Он сообразил, что лежит на холодном каменном полу. С расстояния вытянутой руки на него смотрело нечто: во сне приснится — подушкой не отмашешься. Юноша судорожно сглотнул и инстинктивно дернулся назад, стараясь избавиться от этого кошмара. Все лицо существа было донельзя отталкивающим, но глаза — вне конкуренции. Они были гораздо хуже мертвенной бледно-голубой кожи и жестких, похожих на мох волос. Отвратительнее огромной дыры рта без губ, и даже носа, напоминающего череп, с двумя вертикальными ноздрями. Глаз же просто не было.
Двенадцать существ, может, чуть больше, оцепили гусара полукольцом. Присмотревшись, Якуб заметил обглоданные кости. Отчаянный вопль и громкое чавканье сомнений насчет судьбы беглянки и его ближайших перспектив не оставляли. Ясно, кто это такие. Но это знание не из тех, что радуют. Скорее, совсем наоборот. Периодически он слышал рассказы о нежити, рыскавшей по подземным лабиринтам Москвы. До этого Якуб в эти истории ни на злотый не верил. Но сейчас стало вполне очевидно, что иногда слухи чересчур совпадают с реальностью. Зомби подошли еще ближе. Один протянул бледную волосатую руку.
Страх, голод, ненависть и жуткая ярость – кошмарный коктейль эмоций туманил разум, пьянил сознание сильнее самой крепкой медовухи. И тут жуткий вопль внезапно наполнил зал. Ноющая боль из укушенного некогда плеча вмиг наполнила юношу целиком. Кожа потекла, словно масло, как будто сгорали мышцы под ней, размягчались и удлинялись кости, деформируясь от внутреннего жара. Кираса разлетелась в стороны тысячью осколков будто картечь. Еще секунда и огромный медведь бросился на зарычавшую от страха и злости нежить. Когти и клыки сплелись в кровавом водовороте.
Свежеиспеченный оборотень был быстрее и мощнее. Но слишком много тварей в маленьком помещении. На вид хилых, но упорных. Зверь рвал соперников в клочья, валил с ног могучими ударами, они снова поднимались и наседали, рыча и воя. Шансов благополучно вернуться к лестнице не было. Медведь метнулся вперед. Яростный рык бывших охотников несся вслед.
Фосфоресцирующая плесень, покрывавшая стены, поредела, а потом и вовсе закончилась. Стало очень холодно. С пола поднялось Нечто. Существо напоминало худую старуху с синеватым, как у покойника, лицом. Огромные руки твари заканчивались когтистыми костлявыми пальцами, длинными как татарские стрелы. Со змеиной скоростью они обвились вокруг толстой шеи медведя….
Сумрак содрогнулся, выплеснул волну абсолютной Тьмы, по сравнению с которой обычный мрак второго слоя ничем не отличался от летнего солнечного дня. Кинувшихся было за Ялинским дозорных смело в реальный мир, трость в руке оборотня рассыпалась прахом, набалдашник, сверкнувший было щитом яркого пламени, погас как огонек свечи тухнет от резкого движения воздуха. Зверя качнуло, но он устоял. Открылся Черный портал. Темный Иной, который некогда был главой отделения Дневного Дозора выпрямился во весь рост.
Тьма – вечна, Я и есть Тьма, сказал он себе.
Гнусное отродье попыталось зашептать о провале, о страхе, о неизбежной смерти, но оборотень махнул лапой, отсекая пальцы-змеи. Чудище сделало попытку ударить, но зверь второй лапой перебил ему шею без особого усилия, одним легким движением.
Я и есть Тьма, повторил он, стирая тварь в пепел, и смотрел, как прах уносит огненным протуберанцем. А ты…ты – ничто.
Герой, не ведающий Страха, шагнул в Черный портал.
Эпилог
Из Кассагар Гарсарра: “В ночь, когда деревья сбрасывают свои последние листья, повелитель тьмы Самхэйн на сутки открывает ворота в прошлое и будущее, чтобы похитить Светило и принести людям зимний холод. Вслед за ним из мира мертвых на Землю устремляются души мертвецов, а также злые создания, населяющие это мрачное царство. Но горе тому, кто прельстится возможностью перейти в другое пространство или время через открытый портал. Врата эти охраняет сама Тьма…”
_________________
Я навеки даю обязательство,
Что не стану добычей ворона.
Есть особое обстоятельство:
Я люблю тебя - это здорово! (с) |
|
Профиль
Войти и проверить личные сообщения
FAQ
Поиск
Группы 
Вход 
А вот некоторые куски в середине тяжело читаются